Юдоль женская

Раечка сокрушённо качала головой, что тут скажешь? Уж сколько она испереживалась да намучилась с больным мужем, никому ведь не понять. Это надо на своих плечах вынести.

– Да, надо выходить. Доктора посоветовали или на море, или в леса его свезти, где воздух почище да поздоровее. А куда на море? На Каспий? А к кому там? Мы никого не знаем, да и не обжито там, говорят. А коли ему доктор понадобится? Куда бежать? Вот мы и решили к вам, к родне. Это Павлуша захотел, поедем, говорит, к сестре Наталье, в среднюю полосу.

Раечка поведала золовке о своих страданиях, о работе, об аварии, обо всех семейных заботах и трудностях. Наталья сочувственно кивала и сказала наконец:

– Ну и правильно. Кроме родных, никто не поможет. Как-нибудь сдюжим. Я одна осталась, по Кондратию горюю. С вами-то и мне поживей будет.

Горькая утрата

В этой жизни на новом месте Раечка немного успокоилась, и от сердца у неё отлегло чуть-чуть. Наталья оказалась хозяйственной и заботливой: всех накормит, за скотиной присмотрит, в доме и во дворе порядок наведёт. Проворная и сметливая, всегда с хлебом, молоком, маслом и яичками. В небольшом огороде и картошечка своя, и огурчики. Всё полить и прополоть нужно.

Рая помогала ей во всём. Девчушки тоже на подмоге, посуду помыть, пол подмести, кур покормить – это была их забота. Павел всё больше лежал, особенно первое время, но позже стал понемногу подниматься да во двор выходить. Посидит-посидит на завалинке да обратно в избу.

– Может, до реки с тобой пройдёмся? – спрашивала его Раечка. – Наташа поможет, втроём, потихонечку, а?

– Ладно, погодь немного. Сразу так я не дойду. Вот окрепну чуток – и пойдём, – отвечал ей Павел.

Видно было, что слова давались ему с трудом, а поход до завалинки и обратно вызывал одышку, дышал он тяжело и с хрипами. Не было никаких признаков пока, что он пошёл на поправку.

В редкие свободные часы, чаще по утрам, Раечка любила до ближайшего леска добежать, погулять в нём, побродить по прохладной чаще и выйти на полянку с пеньком. Это было её любимое место. Сядет, бывало на пенёк, поплачет, сама себя да Павлушу пожалеет, тихонечко Богу помолится, за девчат да за мужа попросит, чтобы смилостивился Он да послал ей надежду на его исцеление.

После такого уединения у молодой женщины и на душе становилось полегче – не так больно сердце ныло и мысли прояснялись.

Однажды очень ранним утром сидела Рая на своём любимом пеньке и тихонько шептала молитву. Вдруг на поляну старец вышел, в белой рубахе под пояс, в холщовых штанах и босиком. Волосы длинные, седые, борода, густые брови.

Раечка вскочила с пенька, а убежать не смогла, встала как вкопанная и уставилась на старца во все глаза. Откуда он тут взялся? И появился тихо, ни веточка сухая не треснула, ни шагов она не слыхала. А он посмотрел на неё и сказал:

– Да ты сиди, сиди, не бойся меня. Я тут тебя часто вижу. И печаль твою сердцем чую. Али чего недоброе у тебя случилось? Ты расскажи, я помогу.

Но Рая не могла и слова молвить. Она стояла посреди поляны, видела, как солнечный свет пронизывает ветви деревьев и освещает местность вокруг каким-то загадочным золотистым светом, она раньше такого не замечала. И старец перед ней, будто невесомый, смотрит на неё пристально и ждёт ответа.

– Ты не бойся меня, дочка. Я тебе секрет открою, как спасаться от всяких невзгод. Я за тобой давно наблюдаю, измучилась ты вся, а горю своему помочь не можешь. Расскажи, что стряслось?

Раечка немного пришла в себя и поняла, что перед ней человек, живой и настоящий, а не привидение какое. И говорит он по-доброму, и теплом душевным от него веет. Она тогда подошла к старику поближе и поздоровалась. Потом снова присела на пенёк, а он рядом расположился, на травке.

Раиса прониклась к нему доверием, да и высказаться охота было. С Натальей она старалась часто не говорить о своих переживаниях: та тоже извелась вся, Кондрата своего не похоронивши и дожидаючись. Девчонки малы ещё, чтобы на них свою душевную боль изливать. Так и носила всё в себе, а тут человек чужой, посторонний. Ему можно рассказать, как тяжело ей. И она поведала ему всю свою историю: как вернулся Павел с войны, как занемог совсем и как она хочет его на ноги поднять. Только как, она не знает.

Старец слушал, не перебивая. Только седую бороду поглаживал да кивал иногда, смотрел сочувственно. Когда Раиса закончила рассказ, он вздохнул тяжело и сказал:

– Ты его не поднимешь, дочка. Он у тебя приговорённый уже. Но поживёт пока. Сколько – не скажу, но очень долго не протянет. Смирись. Ты его и так своими молитвами на этом свете держишь крепко, только не жилец он.

Раечка от этих слов заплакала, хотя и сама знала правду и без слов старика. Но ведь надежду в душе хотелось удержать подольше. Жалко ей было Павлушу, до слёз жалко.

Старец тем временем сидел тихо, а когда проплакалась она, встал, положил ей на лоб тёплую шершавую ладонь и сказал: