Юдоль женская

– Я тебе заговор скажу. А ты слушай внимательно. Это не молитва и не Божий промысел. Ты этот заговор запомни слово в слово и каждый день на заре его повторяй. Выйди на порог, встань к солнцу лицом и повторяй. Запоминай.

И старец начал медленно и внятно наговаривать слова, немудрёные, простые. И они каким-то чудом все запоминались на раз. Раечка была как во сне, она всё слушала, слушала старца, закрыв глаза, а потом вдруг поняла, что это не старец говорит, а она сама эти слова повторяет. Открыла женщина глаза, будто проснулась, а старика и след простыл. Одна она на поляне.

То ли приснился он ей, то ли околдовал как. Но Раиса вдруг почувствовала огромный прилив сил. Она вскочила с пенька и побежала домой со всех ног, а в голове всё его речи крутились. Заговор старца она запомнила слово в слово.

С этого дня Раечка приободрилась. Каждое утро, как старик наказывал, выходила на зорьке на крыльцо, лицом к солнышку, и заговор повторяла. После этого дела у неё спорились, а Павел через день-другой вставать стал, к завалинке выходить да сидел подольше обычного.

«Вот она, сила бесовская», – мелькнуло как-то у Раечки в голове, и она тут же перекрестилась, испугавшись своих мыслей.

Так прошло лето, наступила осень. Однажды вечером, сидя с Натальей при свечке за самоваром, Раечка вдруг неожиданно для себя сказала:

– Ты, Наташа, Кондрата своего не жди больше. Нету его.

Эти слова вырвались у Раисы сами собой, но она чётко поняла, сердцем почуяла, что нет его в живых. Даже сама себе она не могла этого знания объяснить. Но оно как бы обожгло её изнутри, и слова вылились сами собою.

– А ты почём знаешь? – удивлённо спросила Наталья. – Кто тебе сказал?

– Старец один. Он научил меня сердцем чуять. Вот и Павлуша скоро уйдёт. К зиме и отмучается.

В эту ночь Раечке не спалось. Она слышала, как за стенкой плакала Наталья, слышала, как хрипло дышал Павел, как ворочались в кровати Лёля с Ниной, и ей казалось, что жизнь заканчивается, та, старая жизнь, с войнами и лишениями, с болезнями и страхами.

А скоро начнётся совсем новая жизнь, как молодой росток из земли, она пробивается наружу. И эти ощущения Рая прочно связывала с Ларисой и Ниной, молодыми продолжателями их с Павлушей жизни. И ради этих двух росточков она теперь должна жить, оберегать и охранять их и молиться за них до конца дней своих.

* * *

Павла не стало в ноябре 1923 года. Стоял сухой, но прохладный день. Солнце будто устало согревать землю. Оно проглядывало сквозь небольшие тучи, лениво освещало всё вокруг своими нежаркими лучами и вновь пряталось за облака. От этого трудно было разобрать, день на дворе или вечер вступает в свои права. Было немного сумрачно, под стать настроению.

Павел неожиданно поднялся, попросил чаю, потом позвал всех к себе и сказал:

– Я умру когда, вы слёзы не лейте. Мне там-то легче будет. Да помните Павла, отца да мужа своего. Я многое хотел вам дать, да уж что сумел. Ежели бы не хвороба эта проклятая…

Тут он сильно закашлялся, и Рая отправила девочек на улицу.

– Ты, Раёнка, баньку-то затопи. Я помыться хочу. Да рубаху мне чистую припаси.

Раиса с Натальей затопили маленькую баньку во дворе и отвели туда Павла.

– Ты сам-то сдюжишь? Может, подсобить тебе? – спросила Раиса, но муж от её помощи отказался.

Мылся он недолго, не прошло и получаса, как Павел вернулся в чистой рубахе, с полотенцем через плечо и снова чаю попросил.

Такое долгое пребывание на ногах очень удивило женщин. Они напоили его свежим чайком с колотым сахаром. Мужчина выпил целую кружку, затем попросил помочь ему лечь обратно в постель и больше не поднялся.

Все думали, что он уснул, только Рая вдруг заметила, что хрипов не слыхать и лежит он в одной позе, чуть задравши голову Подошла она к мужу, прислушалась, а он уж и отошёл в мир иной, так и не проснувшись.

Похоронили Павла Андреевича Шевченко на маленьком деревенском кладбище, местные мужики крест ему справили добротный. Помянули как полагается. Раечка молилась за упокой его души и просила Господа отправить раба Божьего Павла в рай за все страдания земные да за дела хорошие, которые он на этом свете совершил.

Лёля с Ниной плакали долго: и день, и другой, и третий. Они не понимали, как это – был папка, а вот его нету больше. И осознание смерти, её безжалостной неотвратимости пугало их до слёз.

Справили девятый день, потом сороковой. Кое-как пережили зиму и весну да стали назад в Астрахань собираться.

– Поедем мы, Наташа. Спасибо тебе, добрая душа. Приютила, обогрела. Пора нам и честь знать, – сказала золовке Рая.

– Ой, чего выдумала! Чай, родня. И мне с вами было полегче с хозяйством управляться. И брат теперь рядом со мной, царствие ему небесное. Не горюй, Раиска. Живи для девок теперь, расти, учи их. Дай вам Бог здоровья!

На том и расстались родные, хоть и не по крови, но душой, две горемычные женщины, лишённые мужей, любви, тепла и ласки. Такая жизнь, такая судьба выпала на их долю. Но они не роптали. Не принято это было раньше. Жили да и жили себе. Тяжело, бедно, с потерями близких, но другой жизни им было не дано. Да хоть такая есть, и на том спасибо.