Юдоль

Она набросила петлю на основание жаровни, натянула бечеву, вставила в кольцо серый клинок и вдруг воткнула его в мрамор. Вонзила на палец. Вбила так, будто очищенный от тысячелетней ржавчины меч был прочнее самой прочной стали. Ухватилась одной рукой за рукоять меча, другой сорвала с головы Кая колпак, прихватила им клинок ниже гарды и, согнувшись, медленно пошла вычерчивать круг в мраморе, словно резала площадную пыль. Замкнула его, шагнула к стальному штырю, смотала локоть бечевы и снова начала чертить круг. И опять. И опять. Медленно. Очень медленно.

Лица ловчих покрылись каплями пота. Старший сын Тупи то вынимал, то вставлял в ножны меч. Тупи застыла, сложив руки под грудью. Этри разглядывала охотника. Мелит вышагивал в глубине зала, как привязанный к мельничному жернову осел.

— Кровь, — наконец прошептала Каттими.

— Кровь! — повторил Кай.

— Время! — почти заскулил Мелит, срывая с предплечья рукав.

— Я сделаю, — отозвалась Этри. — Кровь! Мне нужна кровь!

Урайка схватилась за чашу. Вытащила откуда-то из-под платья тонкий стилет, сунула посудину ближайшему ловчему, сама рассекла собственное предплечье первой, щедро отлила урайской крови.

— Кто следующий? — повернулась к побледневшим ловчим. Вперед шагнули разом все. Эхо заметалось под потолком зала.

— Не все сразу, ребятки, — нехорошо потянула губы в улыбке сестра урайки Хилана, урайка замороженного Хурная.

Между тем Каттими ползала по мрамору и дула. Сдувала мраморную пыль.

— Ты? — подошла к Каю Этри.

— Да. — Он рванул рукав куртки, снял с пояса собственный нож, надрезал кожу. Темно-красная полоса расчертила руку до локтя, стекла в кровяное зеркало.

— Не больно? — Этри сделала жалобное лицо, заставив Кая вздрогнуть.

— Тупи! — крикнула из круга Каттими. — Старшая в роду урая Хилана! Носительница силы рода! Мне нужна сила Хилана! Но детей не трогайте! И пусть лучше не смотрят. Пусть не смотрят, а то никогда не забудут.

Она уже смотала бечеву и теперь рассекала круги на доли, на части, на куски, да так, что весь этот рисунок вдруг начинал обращаться в огромную, вычерченную белым, посеченную окружностями многолучевую звезду.

— И незачем было говорить о возрасте! — зло бросила Тупи, обнажая руку.

— И я, — шагнул вперед старший сын Мелита. — Я! — повысил он голос, увидев боль в глазах матери, повернулся к отцу.

Мелит, который уже затягивал рану на руке, с гордостью кивнул сыну. Наследник выдернул из ножен меч и неловко провел лезвием по предплечью.

— Не роняй! — ринулась вперед, подставила чашу Этри. — Не роняй драгоценные капли.

— Почти все. — Каттими коснулась рукой стального штыря, посмотрела на Кая. — Убери это.

Он выбил штырь из мраморного гнезда ударом ноги, обернулся на оклик Мелита, и в это мгновение начался бой часов.

— Держи кровь, зеленоглазый, — взревел урай.

Кай шагнул через линии, взял емкость, удивился количеству крови в ней, подошел к Каттими. Она уже сидела в центре рисунка, положив руки на торчащие в стороны колени, и что-то шептала, закрыв глаза. Прошипела сквозь стиснутые губы:

— Осторожно. Осторожно поставь передо мной. И уходи. Уходи за пределы круга. Никто не должен входить внутрь. Никто.

— Никто не входит внутрь круга! — заорал Мелит, словно услышал слова Каттими, и сам Кай выскочил из круга, будто спасался от роя пчел.

И тут часы умолкли.

— Началось, — прошептала Этри.

Так начинается дождь. Вот уже и тучи застилают небо, и ветер внезапно тихнет, и шорох и шум, знакомые шорох и шум метелят соседние дворы, но твой двор еще неподвижен, в нем пахнет пылью и травой, но вот-вот все начнется, и вот оно начинается, и дождь падает стеной, и все сразу становится иным. А если бы вместо дождя с неба полилась бы кровь? Или вовсе какая-то дрянь?

Ничего не полилось с неба. И с потолка зала ничего не полилось. Но в тот самый миг, когда отзвучал последний удар часов, когда замолкли перезвоны и на остальных башнях, словно тошнота подступила к горлу. Как вкус крови на языке из разбитых губ после драки. Не простой драки, а той, в которой тебе пришлось глотать пыль. Как жажда, но не та жажда, которая то захлестывала Кая, то отступала от него с того самого дня, как ледяная рука сжата, уничтожила Кессар на площади Хурная, а та жажда, которая происходит от ненависти. От ненависти, что не находит себе выхода. Опустилась на колени, запрокинула голову вверх и завыла Этри. Еще крепче притиснула к себе детей Тупи. Вытянул из ножен меч, заскулил старший сын Мелита. Отшатнулись, распластались по стенам, захлопали помутневшими глазами, потянулись за рукоятями мечей ловчие. И тут раздался грозный рык урая. Сам едва живой, бледный, сверкающий белками глаз, брызгая слюной, стискивая кулаки, он заорал что было сил:

— Держаться! Урай Хилана повелевает вам, мои воины, держаться!