Юдоль

Копыта лошадей застучали по камню, вслед за ними загрохотали телеги, и вот весь обоз медленно въехал в не слишком просторный двор. Среди обломков камня и полусухих кустов струился дымок. У небольшого костерка сидел смуглый человек в дорожном плаще и помешивал в узком котелке какое-то варево. Длинные волосы путника были зачесаны назад и заплетены в косу, из-под низкого, но широкого лба смотрели серые глаза, тонкие губы подчеркивали правильную линию подбородка. Оружия у него не было, только резной посох лежал тут же, возле костра. Вторая рука его удерживала скалящего зубы и шипящего хорька. Незнакомец поднялся на ноги, едва Кай только въехал в узкий проход одной из башен, и уже не садился. Приложив руку со зверем к груди, он кивал каждому следующему всаднику или вознице и беспрерывно повторял:

— Аиш. Путник. Иду в Кету из Ламена. В Кету иду. Аиш. Путник.

Кай спрыгнул с лошади, нашел взглядом Васу:

— Послушай, у тебя так хорошо получается командовать этой обозной братией. Наведи порядок, а то ведь не успели подводы расставить, как все повалили к обрыву, смотреть на обмелевшую реку. В бастионе три прохода, поручи каждый проход кому-нибудь понадежней, чтоб хоть кто-то мог не сомкнуть глаз, да предупреди, что выходить будем с первыми лучами солнца. И если в конце пути эти бедолаги захотят с тобой расплатиться за хлопоты, я не позарюсь ни на одну монету.

— Сочтемся, если что, — подмигнула Каю кессарка.

— Держи. — Он протянул поводья Молодца Каттими. — В северном углу двора каменное корыто, в нем обычно собирается дождевая вода. Да не спускай глаз с этого путника. Не нравится он мне.

Стоянка была знакомой, и на первый взгляд ничего на площадке среди серых камней не изменилось, разве только тесновато раньше было, всегда кто-то околачивался, поджидал попутчиков, порой и пост ламенской стражи имелся, и какой-нибудь трактирщик тент раскидывал, а теперь только этот странный путник с посохом и хорьком. С диким хорьком.

Припадая на ногу, Кай поднялся по полуразрушенной стене на самую высокую башню. Конечно, не так уж она была и высока, но местность оглядеть позволяла. На западе, отсвечивая красным в обмелевшей Эрхе, садилось солнце и бугрилась пологими холмами степь. На севере тянулся неровной линией все тот же чахлый лес, а на юге и востоке как раз и начинались ламенские пустоши. Среди редких групп деревьев высились поросшие бурьяном отвалы, видно, не всегда соблюдались законы ламенских правителей о доставке пустой породы к угольному валу, тут и там торчали покосившиеся столбы.

— Все-таки это дикость, — услышал Кай голос незнакомца.

Он обернулся. Истарк поднялся вслед за ним на башню беззвучно. Это было удивительно, но он и в самом деле смог подобраться к Каю со спины так, что охотник этого не почувствовал. У часовщика было открытое, спокойное лицо с широким лбом, доброжелательным взглядом и правильными линиями носа, губ, подбородка. На охотника он смотрел с интересом. Истарк потянулся, дав разглядеть простую одежду из добротной ткани и, главное, пояс, на котором висел только кинжал, хотя поблескивали и кольца для меча, и подмигнул Каю.

— Знакомиться не будем. Ты знаешь мое имя, я знаю твое. Тем более что и опасного пути-то осталось всего на один завтрашний день. Но посмотреть друг на друга следует. Мало ли что…

— Что ты называешь «дикостью»? — спросил Кай. Отчего-то он почувствовал неприязнь к этому уверенному в себе мастеру, хотя никаких причин для собственного раздражения не находил. Разве исключая непостижимую ловкость и меткость часовщика?

— Обычаи, — объяснил Истарк. — С полгода назад я проходил ламенскими пустошами, обратил внимание на эти столбы. Нет, я понимаю, что казнить дорожных разбойников в этих краях принято на столбах, но когда таких столбов становится больше, чем колодезных журавлей, всякое путешествие кажется малоприятным.

— Что изменилось за полгода? — прищурился Кай.

— Все, — жестко сказал Истарк. — Вдоль Эрхи было не счесть деревенек. Народ в них жил двуличный, даже вороватый, но привычный. Имелось и с десяток постоялых дворов. Крестьяне торговали овощами вдоль дороги. Теперь нет ни деревень, ни трактиров, ни души.

— Пагуба, — пожал плечами, в который раз вздрогнув от боли, пронзившей левое плечо, Кай. — Говорят, она как жар. То накатывает, то отпускает.

— Ты ранен? — сдвинул брови Истарк. — Не удивляйся. Я часовщик, а часовщику без верного глаза никак.

— Без верного глаза и твердой руки, — заметил Кай.

— И твердой руки, — согласился Истарк. — Хотя ружьишко у меня так себе. Но пристрелять пришлось. Время теперь сложное. Нужно оружие, охрана.

— Да уж, — заметил Кай. — Порой охрана такая, что без оружия никуда.

— Кипятком ошпариться нетрудно, — кивнул часовщик. — Однако суп без него не сваришь.

— Можно ошпариться и супом, — ответил Кай.

— И на уголек наступить, вылетевший из костра, — добавил Истарк и, повернувшись, чтобы спуститься во двор, проговорил через плечо: — Легко оступиться, когда над головой нет ни одной звезды. Ночь будет спокойной, но я бы присматривал за этим путником с хорьком, он мне не нравится.