Кай смотрел на странный меч одну секунду. Черный обрубок вместо клинка, странная рукоять, навершие в виде опрокинутого сердца с жадным отверстием-устьем. Решение пришло мгновенно. Он согнул правую ногу и вонзил навершие в бедро. Страшная боль едва не заставила выпустить и второй меч, но сквозь муку он уже знал, что и в его левой руке тоже есть меч, и тут же вонзил неведомо откуда взявшееся лезвие в камень.
— Я не прощаюсь, — донесся откуда-то издалека голос, в котором было больше досады, чем злобы, а Кай поплыл, полетел в черную пропасть.
Он выбрался из нее только под утро. Опасность, страшная опасность заставила его открыть глаза, поднять ставшие каменными веки. Над двором крепости начинался рассвет. Все спали. Спала Васа, согнувшись у потухшего костра. Спал Мити. Посапывала, уткнувшись носом в спину Каю, Каттими. Спали дозорные и сторожевые. Не спал только конь Кая. Фыркая и порыкивая, он перетирал зубами разодранную тушку хорька. Путника Аиша у костра не было. Лошади Каттими не было. Только исходил удушливым сонным дурманным дымком оставленный в углях котелок. Кай поднял ружье и разрядил его в голову собственного коня.
Двенадцать престолов
Нога онемела. Боль ощущалась едва-едва, словно ожог покрывала корка льда, но нога охотника почти не слушалась. В заледенелости ожили и старые шрамы, заломили все давно зажившие и забытые отметины. Негромко запела рана в другой ноге, заломило в боку, запылала рука, даже шрам на лбу словно пролился кипятком, но онемела только одна нога. Открытой раны не было, в том месте, куда Кай в собственном сне ударил рукоятью меча, расползался голубоватыми сгустками синяк. Кай сам распустил шов портов на бедре, ожидая увидеть именно рану, но плоть была не повреждена, хотя все ощущения говорили о том, что мышца была пробита почти до кости. Да и голова кружилась так, словно он истекал кровью, хотя куда-то кровь все-таки делась — о ее недостаче говорило и отсутствие сил и, что в первую очередь испугало Каттими, бледность охотника. Первые полчаса, которые прошли в утренней суматохе, порожденной выстрелом и открывшимся перед путниками зрелищем, Каттими не отходила от Кая, отпаивая его легким вином и пытаясь массировать поврежденную ногу. Потом отправилась к оплывающей туше Молодца, чтобы снять с нее упряжь.
Васа не находила себе места. Кай, который с трудом справлялся со вновь накатывающей на него лихорадкой, попытался успокоить кессарку:
— Всякий бы уснул. Этот Аиш оказался просто мастером зелья. Да и зелье хитрое. Пока он тут под вечер окуривал стоянку, все привыкли к запаху. А уж среди ночи, да с холодом и сыростью, оно и подействовало.
— Он тебя ударил? — повела подбородком Васа на перехваченную тряпками ногу. — Или ворожбу какую навел?
— Нет. — Кай с трудом удерживал веки, которые становились тяжелее с каждой минутой. Теперь пришедшее к нему во сне видение казалось чем-то призрачным. — Кажется, что нет. Наверное, я неловко повернулся и наткнулся на рукоять вот этого меча. Ушибся. Просто болезнь… вернулась.
Васа недоверчиво покачала головой. Объяснение и в самом деле выглядело неправдоподобным.
— Что пропало? — спросила она у Каттими, которая как раз тащила на себе седельные сумки.
— Почти ничего. — Каттими тоже была удручена. — Рог пропал. И браслет. Ну и моя лошадь. Хорошо хоть оружие было при мне.
— Значит, этот Аиш и был тем самым колдуном? — спросила Васа.
— Или его посыльным, — пробормотал Кай, ежась от утренней сырости и пытаясь сесть поудобнее.
— Тогда почему он приделал Молодца? — спросила Васа. — Если все спали так крепко, он ведь мог просто уйти? Или даже перерезать во сне всем глотки?
— Это как раз просто, — с тревогой зачастила Каттими, доставая из сумки узелок со снадобьями. — Если бы он взялся резать глотки, кто-то мог и проснуться. А с Молодцом все иначе — только на нем и можно было догнать колдуна. К тому же если бы Кай не пристрелил коня, тот бы наделал таких бед, что о колдуне не сразу бы и вспомнили. Жаль, что этот Аиш мою лошадку забрал, она, конечно, не так что слишком была резва, но могла бы держать на себе хотя бы Кая. Взял ту, что была ближе.
— Не совсем так. — Кай с трудом подтянул колено к груди, вторая нога вовсе обратилась тяжелым безжизненным грузом. — Я не про твою лошадь, Каттими. Я про Молодца. Никогда не поверю, Васа, что ты не поняла очевидного — мой конь приделанный. Да, не отпущенный, но приделанный. Колдун просто отпустил его. Убил хорька и мазанул кровью по морде коня. Или брызнул издали. И знаешь почему? По-другому к нему было не подойти.
— Значит, ему был нужен рог, — процедила сквозь зубы Васа, — и твоя нога — результат колдовства… Наверное, так. Он приделал тебя? Ты сможешь это остановить?
— Увидим, — постарался улыбнуться Кай. — Если уж кто-то и пытался меня приделать, то Анниджази руками своих воинов. Этот колдун явно хотел меня призвать.
— Что собираешься делать? — спросила Васа.
— Попрошусь к кому-то на подводу, — прошептал Кай.
— Не придется, — раздался твердый голос часовщика. — Вот лошади. Я вчера выкупил их у Туззи.