В зеркале, что с нанопокрытием и потому никогда не покрывается паром, моя фигура отражается весьма эффектно, я поворачивался так и эдак, стараясь рассмотреть, что там такое саднит на спине и плече.
Мариэтта охнула:
—Да ты весь... в синяках!
—Где? — спросил я. — Ах, это... твои пальчики, такие нежные пальчики твои...
—Не бреши, — заявила она, — это не я... Где был всю ночь? Где был, гад, спрашиваю?
—С тобой, — заверил я. — Ты свернулась калачиком, я тебя обхватил всю, ты почти поместилась в моих ладонях, во всяком случае сиськи точно были там, как сейчас помню. Так и спали.
Она прошипела:
— А потом? Когда меня прислал? Колись! У тебя не только синяки, у тебя и морда не та!
Я невольно пощупал лицо, вроде бы побрился до того, как шагнуть в Зеркало. -А чья?
— Вернувшегося с задания, — выпалила она. — Ты смотришь иначе!.. Как будто неделю воевал в горящих пригородах Мадрида!
Я спросил мирно:
— Там же вроде поделили страну на анклавы и затихли? Сейчас там почти спокойно...
Она возразила:
— Не хитри, туда все время добровольцы едут!.. Как и к тем, исламистам. Ты там был?
Я покачал головой.
— Проснись, детка. Я только что поднялся с постели. На часы посмотри! Или чудится, что проспала месяц?..
Она сказала зло и беспомощно:
—Ты в постель ложился другим!
—И ты клалась другой, — напомнил я. — Такой ласковой, нежной...
—Не бреши, — уличила она. — С тобой никогда не буду ласковой. Ласковая только с мужем и... еще одним человеком. Ладно, с двумя. Ты в их число не входишь!
—Пойду топиться, — буркнул я. — Вырою бассейн поглубже, напущу чистой воды и утоплюсь.
Она обняла меня, я довольно заулыбался, но она всего лишь понюхала кожу и волосы, отпихнула, на лице снова жгучее подозрение.
—От тебя пахнет!
—Надеюсь, не женскими духами? — спросил я шутливо.
—Свинья, — выпалила она. — Порохом!.. И конским потом!
— Во как ты меня заездила, — сказал я довольно. —До конского пота... Есть, значит, порох в моих обоих пороховницах.
Она сказала зло:
— Не отхрюкивайся! Что происходит?
—Где я только не был за неделю, — пробормотал я. Она охнула:
—Я что, проспала целую неделю?
— Да, — заверил я, — моя сонная красавица. Или спящая, не помню. Правда, я тоже во сне где только не был.
Она вздрогнула, глаза стали большими.
— Ладно, ты никуда не ездил, верю... Но кто-то говорил, что ты заказы берешь на дом! Пойду посмотрю, сколько трупов в доме!
Она исчезла, я вздохнул и попозировал перед зеркалом, напрягая мускулатуру вот так и вот так. Еще издали услышал ее злой визг:
— Где трупы?.. Где трупы?.. Куда спрятал, гад? Она вбежала в ванную, злая, как мангуста, я пробормотал:
—Признаюсь честно, закопал в саду... Но где, не помню. После того как ты мне ногой по голове вдарила.
—Я? Когда это?
—Неспокойная ты во сне, — объяснил я. — Крутишься в постели. Наверное, я единственный, кто с тобой еще и спит... Как там завтрак, готов?
Она указала большим пальцем себе за спину.
—Посмотри на часы. До завтрака еще два часа!
—Счастливые часов не наблюдают, — пробормотал я. — Ну что, долежим эти пару часов? Или ты несчастная?
Она ожгла меня, как кнутом, злым взглядом.
—Еще какая! Я же чувствую, что ты, как все мужчины, что-то скрываешь и постоянно брешешь!.. Не буду я больше с тобой спать!.. Буду сидеть с пистолетом в руке.
—Да хоть в зубах, — согласился я. — Зато не укусишь.
—Когда я тебя кусала?.. Ладно, то не считается!.. Почему ты мне брешешь?
Я подумал, ответил искренне:
—По двум очень важным причинам. -Ну?
—Во-первых, ты власть...
—А во вторых?
—Ты женщина, — сказал я с некоторым сомнением в голосе, — а женщины нам всегда брешут, потому мы как бы имеем право из оправданного чувства самозащиты...
—Как бы, — возразила она, — это из древних моральных установок, а мы мораль отменили как пережиток, теперь только закон и порядок!.. Никто не имеет права на самозащиту, так как всех защищает власть!
—А если не успеет?
—Обязана успевать, — сказала она твердо, — для того и устанавливаются везде видеокамеры, прослушиваются разговоры, чтобы мы успевали прибывать на место еще до преступления!.. Только ты, гад, такой скользкий, что пока никак... Но я тебя расколю!
Я посмотрел на нее с застывшей улыбкой. А ведь в самом деле, если сумеет накопать компромат, сдаст без всяких сомнений. То, что вяжемся и спим в одной постели, давно ничего не значит, для шпионов это всегда было привычным делом, а теперь уже и для всех не повод даже здороваться.
— Что смотришь? — спросила она с подозрением.
— Да так, — ответил я, — задумался.
Она буркнула с некоторым дискомфортом:
—С чего бы? На мыслителя не тянешь.
—Не тяну, — согласился я. — А хотелось бы малость знать и уметь больше... Привередливый я?
Видимо, сделал что-то не так, вздохнул криво или повел глазом, но мир заблистал триллионами цветных конфетти, а все это великолепие погрузилось в мир колышущихся электромагнитных волн, таких странно шершаво-кисловатых с привкусом ванили.
Она буркнула:
— У тебя глупое лицо. Лучше не старайся быть умным, тебе не идет.
Я вздохнул, а она повернулась и ушла, надменно дергая приподнятыми ягодицами.