Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

—Хорошо, — сказал я. — Только ногти все забываю постричь... Как у дракона уже. Это ничего?

—Свинья, — повторила она. — Я могу арестовать за сопротивление полиции.

—Это не сопротивление, — пояснил я, — а увили­вание. Совсем другая статья.

— Могу переквалифицировать, — сказала она крово­жадно. — Нюансы имеют значение!.. Увиливание — это уклонение от надлежащего исполнения своего граждан­ского долга, что чревато серьезными неприятностями...

Я сказал устрашенно:

— Убедила. Давай свою противную спину. Она у тебя где заканчивается, у поясницы?

— С чего это вдруг? — спросила она оскорбленно. — Ты что, плохо женскую анатомию учил в школе? Под лестницей на школьных переменах?

— У меня память плохая, — сказал я, оправдыва­ясь. — Мне такие уроки повторять и повторять... Возь­мешься восполнить мои пробелы?

— Если найду бейсбольную биту, — ответила она.

— Сдаюсь, — ответил я устрашенно. — Так где твоя... э-э... спинка?

Во сне она дивно хороша. И не только когда спит ко мне жопой, а зубами к стенке, а и вот так, когда мор­дочка ко мне, даже на моей руке, это чтоб я не убежал, понимаю.

Звонок раздался резкий, неприятный, такие могут быть только у полицейских. Она вздрогнула, но не за­возилась сонно, как я ожидал, а поднялась как сомнам­була и сразу опустила ноги с кровати.

Я ухватил ее за плечи и положил рядом, спит же еще, даже глаза не приоткрыла, однако резкий звонок про­звучал снова. Я запоздало понял, что отвратительный треск идет не от ее одежды, а со стороны пола, перелез через ее теплое мягкое тело, наступил на коврик, тот сразу же послушно умолк.

Ненавижу эти чересчур умные гаджеты, а также тех умников, кто напихивает их везде, куда надо и не надо. Большинство из них мы не используем вовсе, но Мариэтга, зная свои слабости насчет поспать, установила там таймер, и пока на коврик не станешь обеими нога­ми, он будет орать и беситься.

Она прошептала, не открывая глаз:

—Спасибо... но мне все равно пора.

—Да поспи, — сказал я дежурное, хотя и понимаю, что говорю ничего не значащую любезность, — еще рано...

Она распахнула глаза, уже ясные, хоть и заспанные, посмотрела по сторонам.

—   Это я у тебя сплю? Надо же... Клялась, что больше в твою постель ни ногой, ни жопой... Нет-нет, не удер­живай, я встаю.

Я поинтересовался:

—   Вызвать такси?.. Пока доберется, успеем позав­тракать.

Она покачала головой.

—Нет, лучше вызову свою. Через полчаса моя смена.

—А-а, — сказал я, — все-таки с мигалкой?

—Без мигалки, — отпарировала она, — но авто по­лицейское, а ты как думал?

—А потом включишь?

—Если будет вызов, — сказала она недовольно. — Ты не хрюкай под ухом, иди завтрак готовь!.. Я с утра всегда есть хочу. Особенно после такой ночи.

—Ну вот, — ответил я, — а ты еще спрашиваешь, почему я Аню облек в плоть...

Она пихнула меня ногой в спину так, что я почти вылетел через дверной проем спальни. Думаю, Аня Межелайтис так грубо не поступила бы.

Когда торопливо допивала горячий кофе, фыркая и обжигаясь, звякнул ее смартфон. Мариэтта шевельнула бровью, тут же раздался далекий голос сержанта:

— Мариэтта, мертвяк в доме напротив нашего участ­ка!.. Дуй прямо туда, я сейчас штаны отыщу и тоже буду там.

Она буркнула:

— Даже если не отыщешь, будь там немедленно! И проследи, чтобы ничего не затоптали всякие там... ты их знаешь.

В ответ донеслось что-то типа «знаю, сделаю», и связь оборвалась. Я смотрел, как поставила пустую чаш­ку и вскочила, уже быстрая и собранная, ринулась было к двери, но вдруг остановилась и оглянулась с нехоро­шим блеском в глазах.

— А ты чего сидишь?.. Рассиделся тут!..

— И чё? — спросил я.

— Ты еще на подозрении, — заявила она, — а это почти подследственный. Марш в машину, по дороге я тебя подопрашиваю, а то как-то времени не было...

Я ухмыльнулся, вышел за ней, на ходу соображая насчет пистолета, брать не брать, все равно когда-то придется открыться. Решил взять, хотя без этой тяжести удобнее.

Со стороны въезда в поселок в нашу сторону уже мчится полицейский автомобиль. Не доезжая до ворот моего участка, сбросил скорость, развернулся и распах­нул обе дверцы передних сидений.

Мариэтта прыгнула за руль, я сел рядом, погладил по панели навигатора.

— Молодец... Запомнил дорогу...

— Пристегнись, — велела Мариэтта.

Автомобиль ринулся сразу на приличной скоро­сти, хотя и не на пределе, полицейским разрешено нарушать скоростной режим, нет в мире справедли­вости, а еще говорят о равноправии и демократиче­ских ценностях...

Когда выметнулись на Симферопольскую трассу, Мариэтта буркнула:

—   Сигнал. Средний.

Я не знал, что такое средний, для меня завывание полицейской сирены всегда отвратительно, хотя мигал­ка даже нравится, это же возвышает, что все послушно уступили полосу, и мы пронеслись по шоссе до самого города так, что километровые столбы выглядели как плотно поставленные доски в заборе.

На улицах скорость пришлось сбросить, но все рав­но домчались до полицейского участка на приличной скорости, на другой стороне улицы уже припаркованы два автомобиля с такими же мигалками.