Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

Они сели в машину, я остался, Мариэтта выглянула, глядя на меня снизу вверх, как вообще-то и должна смо­треть женщина на человека, красивые брови припод­нялись в изумлении.

—   А ты чего?

Я ответил смиренно:

—   Во-первых, меня не пригласили. Во-вторых, я слышал в свой адрес странные и незавуалированные угрозы, что обижают мое человеческое и даже мужское достоинство.

Она фыркнула.

— Ты не похож на тех, кому нужны приглашения.

— Но все же я останусь, — отрезал я. — И вообще мне Яшку пора кормить. Если обо мне никто не забо­тится, это не значит, что я тоже перестану заботиться о других.

Она сказала серьезно:

— Юджин, прости! Ты в самом деле нужен. Хочешь позаботиться — позаботься и о нас.

Я покачал головой.

— Не тянешь на Яшку.

— Тяну, — заверила она. — Я еще тот Яшка!.. Пред­ставь, что у тебя два Яшки.

Я передернул плечами.

— Кошмар... Ладно, посмотрю, что там у вас. Но чи­сто из любопытства. Просто я люблю приумножать зна­ния, как настойчиво советовал Владимир Ильич Ленин. Был такой философ, «Материализм и эмпириокрити­цизм» написал...

Синенко прервал:

— Меня высадите возле участка! Зря с вами поехал. Ладно, я этого Уварова по всем базам пошерстю. И остальных помощников с соратниками. Потом сопо­ставим, что-то да выплывет.

Он вылез из машины прямо перед зданием полиции, очень недовольный, я тоже чувствовал, что где-то по­теряли темп, нам бы сразу, чтобы преступник увидел нас и бросился удирать, вот тут-то мы, орлы, догоним и повяжем, после чего Мариэтта бодро отрапортует о блистательном задержании.

Она послала автомобиль по новому адресу, я прого­ворил медленно:

— Нам бы, да, сперва разобраться... Понятно, что тема бессмертия... как бы сказать... весьма! Да-да, весьма. Много энтузиастов, но много и жуликов. Это по­лярные концы. А посредине огромное число просто нормальных добросовестных ученых, что за хорошее жалованье работают над перспективной темой. Многие из них остались бы на этой работе, если срезать им жа­лованье вполовину, но многие уйдут, к примеру, в пла­стическую хирургию, что здоровья всем нам не приба­вит, зато жалованье вырастет у этих специалистов вчет­веро.

Она сказала недовольно:

—У тебя какие-то предположения?

—Конечно, — ответил я. — Кроме уверенности, что ты красивая, я еще предполагаю, что Марат Хисамович что-то недоговаривает.

Она покачала головой.

—Я проверила по всем базам. Доктор наук, автор ряда патентов, издал два десятка серьезных работ, в на­учных кругах известен. Репутация не слишком безупреч­ная, однако...

—Не слишком, — прервал я, — это какая?

—Радикал, — пояснила она. — По молодости всегда был слишком горячим, участвовал в разного рода сходах и митингах, а когда защитился и занялся наукой, то вы­ступал за отмену всяких ограничений с опытами. При­влекался за нецелевое использование средств. Честно говоря, мне самой непонятно, почему запрещены экс­перименты с обезьянами, не говоря уже о собаках, на которых Павлов поставил все свои опыты и получил Нобелевскую премию...

—Насчет собак верно, — сказал я, — их жалко, они друзья, а кто над друзьями ставит опыты? Другое дело — кошки или обезьяны... Особенно обезьяны, их вообще можно всех истребить за то, что это не животные, а все­го лишь карикатуры на человека.

Она хмыкнула.

— Не зря же в Библии сказано, что обезьян сотворил Сатана, когда пытался превзойти Бога.

— Хотя в Библии такого нет, — сказал я весело, — но ход твоих мыслей мне нравится.

— Почему это нет? — спросила она задиристо.

— Просто нет, — ответил я, на всякий случай про­шелся еще поиском, что у нас по-русски называется сечем, это заняло стотысячную долю секунды, — это выдумка. Фольклор. Но хороший. Встречается у Диониссия Оссирийского в третьем веке, у Аппанария Глесского в трудах о Природе Начала... Я их могу по­нять, прикололись, мудрецы — тоже люди. В общем, он мне даже нравится.

— Нарушением законов?

— Законы в этой области еще не приняты, — напом­нил я. — Принято ссылаться на этику, мораль, вернее моральные запреты... Но Марат Хисамович не один та­кой. Думаю, большинство населения за то, чтобы вы­пустить не проверенное до конца средство от старости в продажу.

Она понимающе кивнула.

— Ну да, все равно умирают, так хоть пользу прине­сут... Но это аморально.

— Что морально, — сказал я, — или аморально — записано в Библии. Вся наша этика и все ценности оттуда. Но сейчас наступил момент, когда мир уже не вписывается в библейские рамки... Эти вызовы вне морали!

Она посмотрела на меня несколько странно, как по­сматривала за последние пару дней все чаще.

— Ты изменился, — проговорила она. — Я не пони­маю...

— Чего?

— Когда ты настоящий, — пояснила она. — Тот прежний или нынешний?

— Ни тот ни другой, — ответил я загадочно.

— Как это?

— Придет третий, — проговорил я замогильным го­лосом. — Ужо он и схватит...

Она вздрогнула, повела зябко плечиками.

— У меня уже сейчас от тебя шерсть дыбом.

— Да? — спросил я. — А мне казалось, у тебя везде эпиляция. Давай не спешить пока с выводами. Мне Ма­рат Хисамович в целом симпатичен... Хотя, конечно, даже честнейшие люди иногда подделывают результаты экспериментов.

Она изумилась: