Юг там, где солнце

Указания не замедлили появиться спустя полминуты. В окаймлённом жёлтой рамочкой окошке. В понедельник в 07-00 прибывают двое сотрудников Управления. Номера удостоверений такие-то. Объект должен быть сдан им с рук на руки. На этом мои функции завершаются. В поле "примечание" торчало лишь три слова: "Благодарю. Счастливой рыбалки".

Стиль моего дорогого начальника невозможно было не узнать.

Глава 7. Грибочков покушай.

К дому Фёдора Кузьмича я подошёл уже где-то в двенадцатом часу. На пути мне никто не встретился, город, казалось, вымер. Назойливо трещали невидимые во тьме кузнечики, кто-то мелкий возился в лопухах загулявшие куры, должно быть, или кошки. И конечно, пели над ухом жадные до Бурьяновской крови комары, упорно пытались присосаться, то и дело приходилось отмахиваться от ночных упырей, и вертелся в мозгах дурацкий стишок, ещё с тех, с интернатовских времён: "Во лбу мужика получилась дыра - он долго давил на себе комара".

А воздух по-прежнему истекал травяными ароматами, всё он не мог остыть после дневного пекла, и лишь изредка ледяными струйками накатывали быстрые, осторожные ветерки. Они стлались понизу, облизывая мои ступни, точно языки вёртких ящериц, и мне казалось, будто они пытаются затормозить меня, искривить мой путь - чтобы я пошёл куда-то совсем в другую сторону, в какие-то тёмные, пронзительно дышащие полынной горечью провалы, где даже трели кузнечиков и те умолкли, растворённые плотной, напряжённой тишиной.

Как я и думал, Фёдор Никитич ещё не отправился на боковую. Окошко, задёрнутое лёгкой ситцевой занавесочкой, призывно светилось, и негромкая музыка просачивалась сквозь неплотно прикрытую дверь - старик, надо полагать, наслаждался радиопрограммой "ночные мелодии". Он ещё утром пояснил, бросив взгляд на неумолкающий приёмник: "Люблю, чтобы мурлыкало".

Я осторожно постучался, лишь сейчас сообразив, что в суматохе недавних дел так и не побеспокоился заготовить какую-нибудь легенду на тему столь позднего возвращения. Придётся сходу что-то сочинять, и это само по себе несложно, только вот не то настроение. Да и зуб, между прочим, опять ноет, а сие не способствует умственной активности.

Впрочем, заниматься словотворчеством мне не пришлось. Никитич открыл дверь молча и сразу прошёл в комнату. Я немедля просочился вслед за ним. Здесь, в тускло освещённом обиталище старика, было по сравнению с улицей не то что теплее - попросту жарко. Точно я вернулся в сегодняшний знойный полдень. Печку он топил, что ли?

- Есть будешь? - глядя в давно не мытые доски пола, поинтересовался бывший сторож. Голос его походил на скрип сто лет не смазывавшихся дверных петель.

- Спасибо, Фёдор Никитич, что-то не тянет, - почти искренно отозвался я, потому что хоть желудок и бубнил о чём-то своём, но спать хотелось куда как сильнее.

- Как знаешь, - хмыкнул старик и вновь надолго замолчал, уставясь в разложенную на обеденном столе газету. Однако не замечалось, чтобы он так уж увлечёкся номером "Верхнедальских новостей", жёлтом и засиженном мухами.

Что-то было с ним не так, что-то ощутимо изменилось с утра, исходило от него с трудом скрываемое напряжение, точно он разозлён или напуган, а может, и то и другое вместе.

- Я тебе постелил, - мотнув лысой головой, произнёс в конце концов Никитич. - Хочешь, ложись, хочешь, нет. Дело твоё.

Нет, мне всё-таки было интересно, что же такое случилось с болтливым сторожем, чему я обязан такой решительной переменой, будто нагадил ему в кастрюлю, и лишь правила приличия не позволяют вышвырнуть постояльца в душную комариную ночь.

- Что случилось-то, дядя Федя? - решил я наконец привести ситуацию к общему знаменателю. - Ты чего такой кислый?

Фёдор Никитич по-прежнему изучал передовицу.

- Всё путём, - пробубнил он, не отрываясь от газеты. - Спать пора.

- Спать и в самом деле пора, только ты мне всё-таки скажи, чего злишься?

- Зуб болит, - с неумелой фальшью в голове проворчал Никитич.

- Нет, дядя Федя, это как раз у меня зуб болит, - раздражённо бросил я в тусклую пустоту. - А вот ты, я думаю, что-то ко мне имеешь. Так скажи, душу не выматывай, а то не по-людски оно как-то выходит.

- А спектакли играть, это по-людски? - искоса взглянув поверх моей головы, ухмыльнулся Никитич. - Я, мол, такойсякой несчастный парнишка, приютите, помогите... А я-то, дурень, разбежался, поверил...

- Это ты про что, Фёдор Никитич? - невинным тоном осведомился я, уже чувствуя - сторож знает, потому что - маленький городок, и новости разлетаются мгновенно.

- Сам понимаешь, про что. Врал, я, дескать, беднягаработяга, а выходит - столичная штучка, поручик Управления. Сказочку жалостную наплёл, про малыша своего похищенного, а на деле, получается, наживка, я и поймался, как глупая рыба, адресок тебе дал...