Юг в огне

Афанасьев приподнял голову и уставился на офицера.

- Кто - сволочь? - спросил он.

- Да официант, - усмехнулся прапорщик. - Велел принести ему еще водки, а он не несет... Сейчас выпьем и поедем к девочкам.

- Вася, друг, поедем, - оживился Афанасьев.

- Обязательно, - кивнул офицер. - Ты мне вот только скажи, кто еще с тобой работал заодно?

- Да ведь это не точно, - пьяно мотал головой Афанасьев.

- Ну а все же...

- Слышал, будто...

- Ну-ну?..

- Емельян Василенко...

- А еще? - записал на папиросной коробке прапорщик.

- Чуднов...

- А еще?..

- Грачев...

- А еще кто?

- Больше не знаю, ей-богу, не знаю, - снова положив голову на стол, он захрапел.

Расплатившись с официантом, офицер попросил его помочь довести пьяного Афанасьева до извозчика.

Его посадили в экипаж, и он тотчас же повалился на сиденье и заснул.

Подошел Виктор.

Молодой прапорщик вытащил коробку с папиросами. В ней была только одна папироса, он закурил и бросил коробку.

- Ну, рассказывай, Вася, - попросил Виктор.

Вася Колчанов коротко рассказал ему о разговоре, который у него был с Афанасьевым.

- Значит, гад, признался? - угрюмо спросил Виктор.

- Да. Теперь нет никаких сомнений в том, что он провокатор.

- Ты выяснил, один он был провокатором, или еще кто есть?

- Ах ты, черт возьми! - вдруг спохватился Колчанов. - Коробку-то я бросил... Где она?..

- Да вон мальчик поднял ее, - недоумевающе сказал Виктор. - Зачем она тебе?.. Она же пустая...

- Мальчик!.. Мальчик!.. - ринулся Колчанов к оторопевшему мальчугану. - На тебе три рубля, а ты отдай мне коробку...

Завладев коробкой, Колчанов прочитал на ней:

- Емельян Василенко... Чуднов... Грачев... Знаешь ты таких?

- Не знаю, - ответил Виктор. - Но узнаем. Дай мне коробку. Поедешь со мной или нет?

- Нет, Витя, спасибо, - покачал головой Колчанов. - Я понимаю, куда ты его повезешь. Мне там не место. Это дело ваше, как с ним поступить, меня это не касается.

- Один вопрос, Вася, - взволнованно сказал Виктор. - Ты видел Марину?

- Три дня назад в тюрьме, и то мельком.

- Как она? - с болью спросил Виктор.

- Настроение неплохое, но похудела, побледнела. Она узнала меня и улыбнулась. Я ей дал понять, чтоб надеялась...

- Бедная, - прошептал Виктор. - Вася... - тихо сказал он и запнулся.

- Ну-ну?

Но Виктор молчал. Колчанов обнял его.

- Я знаю, что ты хотел сказать... Пока, Витя, ничего не могу тебе обещать. Очень уж строгий надзор за ней... Но я верю, что мы что-нибудь сделаем. Не горюй, Витя, сделаем, - пожал он руку Виктору.

- А о товарище Елене что-нибудь знаешь?

- Та сидит в одиночке. К ней никого не допускают. О ней я ничего утешительного не могу сказать... Если появится какая возможность, я сейчас же сообщу. Пока, а то Афанасьев очнется да еще сбежит...

- Не сбежит, - сурово сказал Виктор. - За ним следит извозчик, а он наш парень. Ну, прощай!

Вскочив в экипаж, он сел рядом со спавшим Афанасьевым и крикнул извозчику:

- Гони, Ваня!

- Туда? - оглянулся парень.

- Да, Ваня, туда.

Они помчались по Садовой.

VIII

Солнце клонилось к закату. За городом, в стороне от Новочеркасского шоссе, вблизи небольшого оврага стоял фаэтон. Извозик, молодой парень, отпустив чересседельник, кормил лошадь овсом из торбы...

В овраге же в это время шел партийный суд. Судили провокатора Афанасьева. Судьями были три члена Ростово-Нахичеванского подпольного большевистского комитета - Иван Гаврилович Семаков, Андреев и седовласый, болезненного вида старичок в очках, рабочий полиграфист, которого под кличкой "Лукьян Лукич" знали все подпольщики. Кроме них, в овраге были еще Виктор, привезший уже успевшего протрезвиться Афанасьева, и вихрастый молодой паренек Коля, тот самый, которого зимой Виктор с Колчановым освободили из новочеркасской тюрьмы вместе с Семаковым.

Василий Афанасьев, побледнев, как мел, дрожа всем телом, стоял перед судьями, с ужасом глядя на них.

- Ты, Василий Афанасьев, - строго глядя на него, говорил Андреев, поблескивая очками, - изменил нам, рабочему классу, партии, предал контрразведке лучших наших товарищей, революционеров... По вине твоей они подверглись страшным пыткам, умерли в жестоких мучениях... Ты выдал руководителя подпольной большевистской организации Журычева...

- Не выдавал я его, - глухо выдавил из себя Афанасьев. - В этом вину на себя не беру...

- Ты выдал товарища Елену, ты выдал многих других. Признаешь себя виновным в этом?..

- Признаю, - прошептал Афанасьев. - Голова его опустилась на грудь, он всхлипнул.

- Ты готовил новый список с адресами наших товарищей для передачи контрразведчикам... Признаешься в этом?

- Признаюсь, - едва слышно произнес Афанасьев и вдруг тонкоголосо завопил: - Я попал в руки контрразведчиков... они меня заставили... я... я... испугался... Простите. Я докажу свою преданность...

- По постановлению Ростово-Нахичеванского подпольного большевистского комитета ты, Василий Афанасьев, за предательство подлежишь казни через расстрел как презренный изменник, провокатор...

Хотя Афанасьев и не ожидал пощады, но при этих словах он охнул и, надломившись в коленях, повалился.