Юг в огне

Кряжистый, с длинным красным носом, генерал Толкушкин, успевший по случаю приезда союзной миссии проглотить лишних стакана два водки, покачиваясь из стороны в сторону, хрипло пробасил:

— Эх, братцы вы мои! Дали б мне наши союзники два танка, я б с ними да с одним лишь казачьим разъездом через неделю вошел бы в Москву. Ей-богу, не вру! Господин Пуль, разрешите…

Оттолкнув стоявшего на пути Мамонтова, Толкушкин, пошатываясь, подошел к Пулю, помахивая красиво отделанной плеткой.

— Господин генерал!

Краснов, с опаской доглядывая на пьяного Толкушкина, сказал по-английски Пулю:

— Этот генерал хочет с вами говорить.

— Слушаю вас, — сказал Пуль, останавливаясь и смотря на Толкушкина.

Толкушкин взмахнул нагайкой. Краснов похолодел — ударит. Но нет, тот не ударил.

— Генерал, — сказал Толкушкин, пьяно всхлипывая. — Все казачество радо вашему приезду… И я рад… Потому как вы ведь наши союзники… А раз союзники, то и пойдем вместе бить нашего общего врага — большевиков… Будем бить их в хвост и в гриву, не давать с…

Краснов смутился и не перевел последней фразы. Заметив улыбки на лицах белогвардейских офицеров, Пуль потребовал от Краснова, чтобы тот дословно перевел сказанное Толкушкиным.

— Это непристойность, сэр, — сказал Краснов.

— Ничего, скажите, — настаивал Пуль.

Краснов перевел. Пуль громко расхохотался.

— Остро сказано.

— Возьмите, генерал, эту плеть на память от донских казаков, — вдруг предложил Толкушкин нагайку Пулю. — Она вам пригодится… Этой нагайкой вы крепко будете хлестать нашего врага.

— Оригинальный подарок, — улыбаясь, сказал Пуль, рассматривая красиво отделанную нагайку. — Я рад принять этот подарок от донского казачества. Подарок мне этот, действительно, пригодится.

…Расстроенный происшествием с отцом, Константин, хмурясь, стоял у вагона, дожидаясь, когда члены миссии пойдут в него. Здесь-то его и разыскал Василий Петрович.

— Сынок, — сокрушенно сказал он.

Константин вздрогнул и воровато огляделся вокруг: не наблюдает ли кто. Убедившись в том, что на них никто не обращает внимания, он недовольно спросил:

— Ну что тебе надо, отец?

Старик ошарашенно посмотрел на него.

— Да ты сын мне али кто?

— Сын, — мрачно промолвил Константин. — Но ты сегодня в такую глупую историю влип, что мне просто стыдно с тобой разговаривать…

— С отцом стыдно?!

— Да, — сердито выкрикнул Константин. — Именно с тобой, с отцом. Какой тебя черт заставил в этот дурацкий почетный караул становиться?.. А если уж стал, то надо бы не выпячивать брюхо, как беременная баба. И вообще-то, зачем ты сюда попал? Почему ты бросил дом, мать, семью?.. Ведь не могли же тебя мобилизовать, старика.

— Сам пошел, добровольно, — угрюмо буркнул Василий Петрович.

— Сам, — озлобленно усмехнулся Константин. — Глупость сделал. В твоих ли летах это делать?

— Хотел помочь…

— Помощник мне тоже. Что ты сегодня натворил? Ты ж меня осрамил. Хорошо еще, что никто здесь не знает, что ты мой отец, а то прямо-таки хоть убегай отсюда. Иди, я с тобой больше не могу говорить. Вот, кажется, на нас обращают внимание. Иди!

Василий Петрович ошеломленно смотрел на сына.

— Так ты, стало быть, своего отца стыдишься, а? — наливаясь гневом, спросил он у Константина. — Гонишь отца?

— Не кричи! — сморщившись, — зашипел Константин. — Услышать могут.

— Ах ты, сукин сын! — вдруг громко завопил Василий Петрович. — Нехай все слышат, какой ты мерзавец. Отца застыдился… Будь ты проклят, сатана!.. Ишь ты, в полковники его вывел, а он теперь с отцом не желает разговаривать, стыдно, вишь, ему.

Константин, как обожженный, рванулся к вагону, ухватился за поручни, вспрыгнул на площадку и скрылся за дверью.

— Ишь ты, — продолжал бушевать старик. — Полковником стал, ваше высокоблагородие. Значит, теперь и родителей не надо признавать. Пожалуюсь самому атаману Краснову.

Вокруг него собиралась толпа любопытных.

— Я те дам, проклятый полковник! — грозился в окно вагона Василий Петрович. — Отца постыдился…

— В чем дело, казак? — подходя к старику, строго спросил Мамонтов. Что ругаешься?

— Да как же, ваше превосходительство, — стал жаловаться ему Василий Петрович, — он хоть и полковник, а ведь сын мне родной…

И он рассказал Мамонтову о своей обиде на сына.

Выглянув украдкой в окно, Константин увидел, что Мамонтов за что-то распекал отца.

«Пусть, — махнул он рукой. — Его стоит пробрать».

Проходя мимо Константина, Краснов спросил у него:

— Полковник, что это там бушевал казак?

— Пьяный, господин генерал.

— А-а, — понимающе протянул Краснов. — Тогда понятно. Он, кажется, вас оскорблял?.. Почему вы его не посадили под арест?

— Бог с ним, ваше превосходительство, — великодушно проговорил Константин. — Наш станичный он, сосед, неудобно будто это сделать.

— А-а, сосед? Ну, тогда не стоит.

XVIII