Юг в огне

При командире корпуса Буденном порученцем[13] служил отчаянной храбрости и отваги серб Олеко Дундич. Ему было лет двадцать пять. Ловкий, гибкий, как кошка. До страсти любил опасные, рискованные приключения. Про Дундича и его безумную храбрость в корпусе рассказывали легенды… Буденный любил его.

Говорили, что Дундич родился в буржуазной семье. Отец его был промышленником. В ранней юности Олеко поссорился с отцом и ушел из дому. В мировую войну его призвали в армию, попал он в гусары. Во время битвы был забран австрийцами в плен. Из плена бежал в Россию и честно стал служить революции…

Дундич часто заезжал в разведывательный эскадрон, где у него было немало приятелей, с которыми он ездил в разведку. Разведчики его любили. Здесь он и познакомился с Сазоном и его другом Незовибатько.

…Прошло несколько дней, а белые все еще не проявляли намерений наступать. Это не входило в расчеты Буденного. Он хотел, чтобы белые были активны, тогда удобнее было б их разгромить. Ну, если белые не идут вперед, значит, надо на них наступать. Буденный был верен себе: он намеревался 24 октября обязательно взять Воронеж. Позвав к себе Дундича, он спросил:

— Ну как самочувствие, Дундич?

— Превосходное, товарищ комкор, — с легким акцентом ответил Дундич.

— Вы, кажется, болели?

— Пустяки, товарищ комкор, — улыбнулся Дундич. — Простудился немного… Но я простуду свою спиртом согнал…

— Смотрите, Дундич, не увлекайтесь спиртом.

— Не беспокойтесь, товарищ комкор, я его редко пью.

Буденный задумчиво прошелся по комнате.

— Хороший вы парень, Дундич, — остановился он перед ним. — Молодчага, но вот голова у вас буйная… Каждый раз, как пошлешь куда, так и боишься, — что-нибудь натворите… Больно уж вы рискуете своей жизнью. А жизнь — не игрушка. Зря рисковать ею нельзя… Вот вы — храбрый человек, таких я люблю. Но ваша храбрость часто бывает безрассудная… Вы не только храбрый человек, но и просто отчаянный.

Видя, что Дундич хочет что-то сказать, Буденный остановил его рукой.

— Мне надо вам поручить важное, большое дело, от которого будет зависеть вся наша операция по взятию Воронежа, но я боюсь. Боюсь вам поручить. Опять что-нибудь накуралесите.

— Товарищ комкор! — с обидой воскликнул Дундич. — Разве я вас когда-нибудь подводил?.. Я, правда, люблю риск. Но риск верный, почти без промаха… Вы хоть и говорите, что голова у меня буйная, но нет, товарищ комкор, голова у меня разумная. Без рассудка я шагу не ступну… Приказывайте, товарищ комкор, все будет мною выполнено, как надо… Посмотрите тогда — подведу я вас или нет…

— Вы простите меня за резкость, — сказал Буденный. — Я вас не хочу обидеть, хочу только предупредить, что дело серьезное и на этот раз все шалости надо отбросить в сторону… Слушайте внимательно, что скажу…

— Слушаю, товарищ комкор.

— Возьмите с собой несколько расторопных разведчиков и произведите с ними тщательную разведку противника. Главное, узнайте систему его обороны: где окопы, где артиллерия и тому подобное… Вас учить особенно нечего. Ясно?

— Так точно, товарищ комкор, — козырнул Дундич.

— Вы понимаете, Олеко, — положил ему на плечо руку Буденный. — Самые что ни есть точные данные… Без таких данных мы не сможем и шагу сделать вперед. А между тем завтра утром мы должны быть обязательно в Воронеже, утром двадцать четвертого.

— Я все отлично понимаю, товарищ командующий, — проговорил Дундич. Утром двадцать четвертого мы будем в Воронеже. Я вам привезу самые достоверные сведения об обороне противника.

— Когда думаете выехать? — спросил Буденный.

— Сегодня в ночь.

— Правильно. А когда из разведки вернетесь?

— На рассвете.

— Рассвет длинный. В котором часу?

Дундич подумал.

— В 5 утра, товарищ комкор, — твердо заявил Дундич. — Если в это время меня не будет, то знайте, что я погиб. Какие еще будут распоряжения, товарищ комкор?

— Больше никаких распоряжений нет, Олеко, — сказал Буденный и протянул руку. — Прощайте! Желаю удачи! Не горячитесь, будьте осторожны.

Дундич пожал руку Буденного и улыбнулся.

— За меня не беспокойтесь, товарищ комкор. Буду осторожен, как заяц.

В ночь под двадцать четвертое октября кавалерийский разъезд в числе шести конников под командованием Дундича, стоя на седлах, вплавь переправился через реку Воронеж на территорию, занятую противником. Среди разведчиков были и Сазон Меркулов с Кононом Незовибатько и небольшого роста боевой конник Николай Казаков, или Казачок, как все его называли.

Стояла густая влажная ночь. Резкий ветер с злым воем рвал низко опустившиеся тучи, гонял их по небу. То там, то сям на мгновение сквозь провалы туч показывался синий кусок чистого неба с яркой звездой, словно глаз, глядящий на взволнованную землю.

В лицо разведчикам нахлестывал мелкий колючий дождик.

— Ну и погода же, черт бы ее подрал, — проворчал Дундич, пряча лицо в воротник кожаного пальто.

Казачок, ехавший рядом с ним, счел нужным вступить в разговор.

— А темь — хоть глаза выколи, — сказал он.

— Тише! — предупредил Дундич.