Юг в огне

— Не перебивай, олух! — оборвал его восторг второй, рядом стоявший солдат.

— Товарищи, — с воодушевлением продолжал Виктор. — Уже сейчас контрреволюция начинает поднимать голову. Помещики и чиновники при помощи карательных экспедиций громят отчаявшееся крестьянство. Фабриканты хотят голодом смирить рабочих и закрывают заводы и фабрики. Буржуазия и генералы требуют применения беспощадных мер для восстановления в армии слепой дисциплины. Корниловщина не дремлет. Она деятельно готовится задушить революцию. А правительство Керенского не хочет этого видеть, потому что оно против рабочих, солдат, казаков и крестьян. Это правительство продалось крупной буржуазии и сознательно губит страну…

— Истинный бог, правда! — восторженно замотал головой тщедушный солдат. — Вот говорок так говорок, ажно за душу берет… Сроду не слыхал таких.

— Да слухай ты, земляк, — сердито сказал ему все тот же рядом стоявший солдат. — Чего перебиваешь?.. Ежели есть охота, то возьми да и сам выступи…

Окружавшие солдаты засмеялись:

— В самом деле, выступи-ка, Иван.

— А что ж, — задетый за живое, решительно заявил солдат. — И выступлю. Не побоюсь… Истинный бог, могу выступить и сказать.

— Выступи, — подзадоривали солдаты.

— Мы, — распаленно кричал с трибуны Виктор, — требуем передачи всей власти Советам как в центре, так и на местах! Мы требуем немедленного перемирия на всех фронтах!.. Требуем честного демократического мира народам!.. Мы требуем передачи помещичьей земли без выкупа крестьянам!.. Требуем установления рабочего контроля над производством!.. Долой проклятую войну! — Да здравствует честно созванное Учредительное собрание!..

Толпа разразилась шумными криками, аплодисментами.

— Браво!.. Правильно!.. Правду сказал!..

Виктор сошел с трибуны покрасневший от возбуждения, улыбающийся. Его окружили солдаты. Жали ему руки, благодарили, смеялись:

— Молодец, вольноопределяющийся!

— Правду урезал!

— Здорово ты их прокатил!..

Виктор пошел разыскивать Семакова и Афанасьева. Но они куда-то исчезли. Сумеречные тени ложились по аллеям. Вспыхнули фонари. Сад заполнялся гуляющими парами. Где-то настраивали музыкальные инструменты.

Не найдя Семакова и Афанасьева, Виктор присел на скамью. К нему подошла Вера. Она была нарядна, и от нее пахло духами.

— Витенька, милый, — зашептала она, прижимаясь к нему. — Ты сегодня очаровательный. Я немного слушала тебя и была в восхищении. Я даже и не представляла себе, что ты такой прекрасный оратор. Как тебе бурно аплодировали!.. Знаешь что, — оглянувшись, сказала она. — Я здесь со знакомыми… На минутку убежала от них… Завтра я уезжаю в Новочеркасск. Приходи сегодня, сейчас, прощаться со мной… Я сейчас пойду домой, приходи и ты. Я тебя хочу очень видеть, — схватила она его за руку.

Он освободил руку и сухо сказал:

— Вера Сергеевна, я очень сожалею о том, что произошло в тот вечер. Проклинаю себя, но я так был пьян… Я вас прошу, давайте все это забудем. Мне стыдно взглянуть в глаза Константину… Марине… Какая грязь!..

— Ах, вот как! — как ужаленная, подскочила она и холодно, отчужденно взглянула на него. — Так ты считаешь, что это была грязь?

— Да, — опустив глаза, сказал он тихо.

Вера желчно рассмеялась:

— Значит, ты мою к тебе привязанность считаешь грязью?

— Отстаньте от меня! — выкрикнул Виктор. — Зачем я вам?.. У вас столько поклонников.

— Ну хорошо, — вставая, угрожающе сказала сна. — Я тебе все это припомню. Припомню!.. А о Марине ты брось мечтать. Тебе ее никогда не видеть, как своих ушей.

И она исчезла в толпе гуляющих.

— Сидишь, крестник? — услышал Виктор веселый голос Семакова.

— Куда же вы запропастились, Иван Гаврилович? — обрадовался он. — Я вас с Афанасьевым везде искал.

— А мы тебя тоже искали, — сказал Афанасьев. — А потом вот увидели тебя здесь с хорошенькой дамочкой и решили не мешать… Хороша!.. Ей-богу, хороша!.. Что это она от тебя так быстро ушла?

Виктор вздохнул и ничего не ответил.

— А ты, крестник, молодец!.. Честное слово, молодец! — заговорил оживленно Семаков. — Добрую речугу закатил. Смотри, как солдаты-то реагировали. Так и надо. Это тебе, брат, экзамен. Попрошу, чтобы тебя зачислили агитатором… Откровенно говоря, я вначале побаивался за тебя. Думаю, молодой, зеленый, оробеет, запнется, ну начнут гоготать солдаты. А это — хуже смерти… А ты оказался молодчагой…

XII

«Долой войну!», «Да здравствует мир!» — с этими лозунгами солдатские массы разъезжались с фронтов по домам.

В январе 1918 года ехал к себе, в Платовскую станицу, и Буденный Семен.

Лежа в вагоне на верхней полке, он за долгую дорогу о многом передумал. Вспомнил и свою безотрадную жизнь с малых лет.

Дед Семена — Иван Буденный, забитый нуждой крестьянин одной небольшой деревеньки Бирюченского уезда, Воронежской губернии, вскоре после отмены крепостного права, прослышав про богатую, хлеборобную Донщину, увязал свой несложный домашний скарб, забрал семью и тронулся в далекий путь искать счастья.