Юго-запад

Девушка смотрела на него рассерженными глазами, но улыбка уже таилась на ее смуглом, как у цыганки, лице: трудно было не улыбнуться, видя растерянную и глупую физиономию Зеленина.

— Нельзя, что ль? — он подкрепил свой вопрос выразительным жестом.

Девушка кивнула.

— Ну, нельзя так нельзя. Мы ваши обычаи уважаем. — Саша спрыгнул со стула. — Только бог теперь никому не поможет, ни твоим хозяевам, ни фрицам.

Он подошел к девушке, положил ей руку на плечо и сквозь вылезший мех шубки почувствовал, как она вздрогнула. Черные глаза ее вопросительно и настороженно остановились на лице Зеленина. Тот несколько раз ткнул себя пальцем в грудь:

— Я Саша! Саша! Иртем [9]?

— О! Иртем, иртем!

— А ты? Ты кто?

Девушка смутилась.

— Маришка... Ма-риш-ка! — Потом, словно найдя выход, повернулась к иконе. — Мария.

— Ага! — повеселел Саша. — Теперь понятно. Значит, ты — Маша, а я — Саша. — Он протянул ей руку. — Давай знакомиться: Саша — Маша.

— Маша? — переспросила девушка.

— Точно, Маша! По-русски так. — Зеленин ласково потрепал ее по остренькому плечику. — Эх, хороша ты, Маша! Да жаль, что не наша!

Когда Талащенко и Краснов появились в особнячке штаба, они увидели трогательную картину: Саша, весело переглядываясь с Маришкой, подметал щеткой пол, а девушка вытирала мокрой тряпкой подоконник. Боясь спугнуть трудолюбивого ординарца и его помощницу, командир батальона и замполит остановились на пороге. Ни Зеленин, ни Маришка не видели их. Улыбаясь друг другу, они были очень увлечены делом. Лишь случайно обернувшись, Саша наконец заметил командира батальона и со щеткой, как с винтовкой, замер по стойке «смирно».

— Вольно, вольно! — весело сказал Талащенко, проходя в комнату и осматриваясь.

Маришка залилась краской, спрятала грязные руки с тряпкой за спину и, сделав что-то наподобие книксена, исчезла.

Талащенко бросил на стол планшетку, сел в кресло:

— Значит, уже познакомились?

— Сама помогала, товарищ гвардии майор, добровольно. — Саша переступил с ноги на ногу. — Машей ее зовут. А по ихнему — Маришка. Прислуга она хозяйская, пролетариат, как говорится. А пролетарии всех стран...

— Добре, добре, — понимающе кивнув, перебил его Талащенко. — Но все хозяйственные дела пока отставить. Разыщи капитана Уварова... Ну, который вместо Никольского.

— Понял, товарищ гвардии майор!

— Пусть к двадцати ноль-ноль вызовет всех командиров рот и отдельных взводов.

— Есть! — Зеленин шагнул к двери, но у самого порога вдруг остановился. — Разрешите узнать, товарищ гвардии майор? Выходит, уезжать отсюда скоро будем? — спросил он потускневшим голосом.

— Уезжать, Саша, не будем. Пешком пойдем,

3

Круто обогнув старую бомбовую воронку, «виллис» командира бригады свернул налево и вылетел на прямую узкую улицу. Шофер прибавил газу и пригнулся к рулю, глядя вперед сквозь пробитое пулей с желтыми разводьями стекло,

— К немцам не завезешь? — нахмурился Мазников.

— Будьте спокойны, товарищ гвардии полковник! Уж если мы куда с вами один раз съездили, не ошибусь.

Впереди и по сторонам, за разбитыми домами, слышалась частая автоматная и пулеметная стрельба. Далеко слева, выстрел за выстрелом, били орудия. Надрывно ревя моторами, над улицей сверкнула крыльями пара истребителей. Командир бригады даже не успел разглядеть их.

Каменные плиты тротуара были завалены сбитой со стен штукатуркой, сорванными, покосившимися при падении вывесками. Грязно-белый, смешанный с земляной пылью и копотью снег припорошил сгоревшие изуродованные машины, опрокинутые повозки, окоченевшие трупы лошадей.

Повернули направо, и сразу же за углом дома водитель притормозил. Метрах в ста догорало трехэтажное каменное здание. В его окнах, густо дымясь, шевелилось косматое рыжее пламя. Рядом на круглой афишной тумбе трепыхались на ветру желтые клочья какого-то объявления на двух языках, немецком и венгерском. Верх тумбы был выщерблен снарядом.

Придерживая планшетку, Мазников вылез из машины, быстро зашел в подъезд напротив. Еще вчера вечером, в ярком свете зарева, он приметил это место по размашистой надписи чем-то черным: «Проверено, мин нет. Щегольков». Чуть ниже этой надписи теперь была выведена другая: «Проверено, бору тоже нет. Авдошин». Этот «ориентир» обозначал командный пункт первого мотострелкового батальона. Оставалось только пройти во двор и свернуть во входной тамбур полуподвального этажа,

Талащенко, согнувшись, сидел на корточках под широкой лестницей и хрипло кричал в телефонную трубку:

— Слушай, Братов! Что там у тебя? Громче! Громче, говорю! Эге! Батарею! С батареей, извини за выражение, и дурак возьмет. Нет у меня сейчас батареи. Поддерживает Бельского!.. Ты куда вышел? К перекрестку? Ну добре!..

Увидев командира бригады, он сунул трубку телефонисту, распрямился.

— Как дела? — не дав ему доложить, спросил Мазников.