Юго-запад

Конечно, партия Салаши представляет в стране значительную политическую силу. Ее нилашистские, хунгаристско-националистические идеи пользуются известной популярностью и кругах венгерского дворянства и армейского офицерства. И если Салаши окажется у власти, он никогда не пойдет против фюрера. Но Гитлер требует соблюсти хотя бы видимость законности, вырывая для этого подонка бразды правления из рук постаревшего и, видимо, поглупевшего «сухопутного моряка», как здесь называют Хорти. Но как организовать это попристойней? Фюрер приказал: по что бы то ни стало удержать Венгрию от выхода из войны, ибо Венгрия — это солдаты, рабочие руки, нефть Надьканижи, хлеб, наконец,— и неплохой хлеб! И если он, д-р Ран, не выполнит своей тяжкой миссии, фюрер никогда не простит ему такого провала. Повлияет ли на Хорти акция, которую провели сегодня молодчики фон Баха?

В кабинет вошли. Ран обернулся — на пороге, парадно разодетый, надушенный, розовощекий, почтительно стоял Весенмайер.

— Что случилось, посол?

— К двенадцати часам меня пригласил регент,— сказал Весенмайер.

Ран усмехнулся:

— Наконец-то! Поздравляю! И по какому же поводу?

— Мне ничего не сообщили.

— Вам надо быть готовым отвечать на вопросы Хорти о сыне.

Весенмайер понизил голос:

— Уже?

— Да. Люди фон Баха провели акцию блестяще — полчаса назад мне позвонил Винкельман. Может быть, это собьет с адмирала его дворянскую спесь. Говорят, он обожает своего Миклоша?

— Это самое уязвимое место регента, экселенц.

— Вот и воспользуйтесь этим. И спросите, когда он соизволит наконец принять меня. Напомните адмиралу, что я должен передать ему личное послание фюрера.

В приемной регента, как предписывали правила дипломатического протокола, Эдмунд Весенмайер ждал аудиенции стоя. Встретивший его подполковник Тост, любимый адъютант Хорти, исчез за дверями зала заседаний коронного совета — доложить о прибытии имперского посла.

Хорти вошел, когда часы пробили двенадцать. Следом за ним появились премьер-министр Лакатош, министр иностранных дел Хеннеи и начальник канцелярии регента генерал Амбрози. На поклон Весенмайера регент ответил непривычным для него чуть заметным царственным кивком.

— Господин посол! — не садясь, подчеркнуто торжественно начал по-немецки Хорти. — Я попросил ваше превосходительство пожаловать сюда, чтобы уведомить через вас имперского канцлера и правительство Германии о только что принятом решении коронного совета. Ввиду тяжелого военного положения нашей страны мы решили немедленно просить у русских перемирия.

«Ну вот — все подтвердилось».

Весенмайер холодно прищурил глаза:

— Ваше высокопревосходительство! То, что вы изволили сейчас мне сообщить, чрезвычайно неожиданно... Правда, мы располагали сведениями о том, что представители правительственных кругов Венгрии, даже из числа лиц, приближенных к вашей особе, ищут контактов с большевиками и, по слухам, уже ведут переговоры в Москве. Мы старались не придавать значения этим слухам. Но теперь, выслушав вас, мы убедились, что на великодушие фюрера, на его искренние, каждодневные заботы о процветании венгерской нации и вашей страны вы и ваше правительство ответили низким вероломством...

Побледнев, Хорти надменно вскинул голову:

— Господин посол! Я протестую против подобных выражений! В своей последней беседе с имперским канцлером в Клоссгейме восемнадцатого марта я сообщил господину Гитлеру, что в случае вынужденной необходимости с нашей стороны предпринять какие-либо шаги, затрагивающие интересы нашего бывшего союзника...

— Бывшего?! — вопреки всякому этикету изумился Весенмайер.

Хорти словно не заметил этого вопроса.

— ... мы заранее уведомим об этом имперское правительство. Даю вам слово венгерского дворянина, что, помимо членов коронного совета, вы первый узнали об этом решении. И вы называете это вероломством? Мы думаем, что будет лучше, если мы воздержимся от взаимных упреков... В вероломстве я мог бы упрекнуть немцев! — Хорти вдруг стиснул кулаки и задрожал: — Да, да, немцев!

— Я вас не понимаю, ваше высокопревосходительство!

Лицо Хорти налилось кровью:

— Не понимаете? Разве не ваши люди похитили сегодня моего сына?

— Вашего сына? Поверьте, я ничего об этом не знал.

— Вот как! Вы не знали?

— Да, не знал. Но я хочу быть честным до конца, ваше высокопревосходительство. Если это действительно случилось, то эту акцию могло предпринять только командование СС. Если ваш сын поддерживал контакты с нашим общим врагом, о чем, к сожалению, также циркулировали определенные слухи, то я вполне допускаю такие меры безопасности. Вы опытный и мудрый государственный деятель, ваше высокопревосходительство, и согласитесь: судьба отдельной личности не может быть важнее безопасности государства и его вооруженных сил. Тем более, если это касается безопасности и вооруженных сил Германии.

— Но это же мой сын! Мой!