Юго-запад

Снаряды переброшенных на этот участок артиллерийских дивизионов рвались в стороне двух проселков, подходивших к шоссе Секешфехервар — Замоль, и где-то за горизонтом, скорее всего в местах предполагаемых огневых позиций вражеской артиллерии.

Противник ответил почти сразу. Разрывы тяжко сотрясали землю, опять перед брустверами и между ходами сообщения с лязгом заухали мины.

Пригнувшись, Махоркин достал из кармана полушубка свисток. Над окопами взвода пронеслась пронзительная длинная трель. Это был сигнал: «Внимание! По местам!»

Сгорбившись под тяжестью деревянных ящиков с противотанковыми гранатами, в траншее появились Бухалов, Гелашвили и еще двое солдат. Последним, тоже с ящиком, шел старшина Добродеев.

Гелашвили бережно опустил ящик на землю, повернулся к командиру взвода, доложил:

— Приказание выполнено, товарищ гвардии лейтенант! Доставили. И вот еще товарищ гвардии старшина помог.

— А она ка-ак ахнет! — хохотнул вдруг Бухалов.— Потом опять ка-ак ахнет!..

— Кто? — спросил Авдошин.

— Да мина ж, товарищ гвардии сержант! Совсем р-рядом. Перед г-глазами. Я думал, конец света...

В воздухе, прямо над головой, зазвенел тонкий нарастающий свист. Бухалов охнул и с разинутым ртом плашмя шлепнулся на дно траншеи. Остальные присели.

Резкий короткий взрыв был гулок и оглушителен, как близкий удар грома. Зажужжали осколки. Вдоль траншеи метнулась упругая, плотная волна воздуха. В ушах заныло от тупо давящей боли. Край траншеи обвалился, и над тем местом, где только что разорвалась мина, медленно поднимаясь, таяло серое облако дыма.

Отряхиваясь, как-то виновато улыбнулся Добродеев, Махоркин осматривался по сторонам. Отар Гелашвили, стоя на коленях, тряс за плечо Бухалова.

— Подъем! Кончай ночевать! Э, дорогой, подъем!..

—А?! — осоловелыми глазами посмотрел на него Бухалов.— Мимо, да? — Он сел, ощупал себя, потрогал зачем-то свои уши, глуповато ухмыльнулся.— Ох, черт! Чего это он ко мне привязался?

— Надо было покороче родиться,— сказал Авдошин.— А то вон какой вытянулся! Фриц тебя сразу засек. Думал, что генерал.

Бухалов обиделся:

— Вытянулся! Генерал! Тут пока генералом станешь, сорок раз накроешься...

— Тихо! — оборвал его Махоркин.

Сквозь грохот разрывов из-за бруствера донесся тяжелый, густой гул моторов. На левом фланге кто-то пронзительно закричал:

— Танки!

— Танки с фронта! — повторило несколько голосов в разных местах траншеи.

Детское выражение разом исчезло с лица командира взвода. Его синие глаза потемнели, и в них вспыхнули властные огоньки, Покрытые пушком щеки медленно заливала бледность.

— К бою!..

На роту Бельского противник бросил девять танков с десантом автоматчиков. Их поддерживала пехота. В воздухе снова засвистели крыльями «мессера». Один «тигр» был уже подбит артиллеристами. Накренившись, он остановился, но продолжал стрелять. Сидевшие на его брони автоматчики скатились в снег и, укрываясь за другими танками, пошли вперед по отлогому, заснеженному скату высоты.

От нервного напряжения Авдошина затрясло, как в приступе малярии. Он оглянулся на Добродеева, который вытаскивал из ящика противотанковые гранаты. «Ну что, старшина, дело-то хреновое?»

Длинная пулеметная очередь стриганула по самому гребешку бруствера. Вспыхнули фонтанчики снежной пыли, в окоп посыпалась земля. Вторая очередь пришлась значительно выше. Злые, светящиеся красным шмели пуль глухо шикнули над головой помкомвзвода.

Приложившись к автомату, Авдошин выглянул за бруствер, и у него захолонуло сердце: по склону, упрямо перебирая поблескивающими гусеницами, ползли три немецких танка. Очерченный белым крест и опознавательный знак были ясно видны на башне одного из них, того, что развернул свое орудие влево. За танками, стреляя перед собой из автоматов, карабкалась вверх пехота. И «тигры» и пехотинцы казались неуязвимыми. Как призраки, проходили они через дымы минных разрывов, в переплетении пулеметных трасс, и эта их кажущаяся неуязвимость была страшнее их самих.

Помкомвзвода дал несколько очередей по автоматчикам. По ним же стреляли справа и слева. Кто-то из соседей уже швырнул противотанковую гранату. Упав на снег, она покатилась вниз и взорвалась около машины, шедшей в центре. К небу взметнулся серый столб земли. Несколько немцев свалились замертво, но «тигр», продолжая стрелять из пулеметов, прошел сквозь дым и, качнувшись, миновал минную воронку.

Авдошин стиснул рукоятку противотанковой гранаты, прижался к стене окопа слева от Добродеева, стрелявшего и стрелявшего из автомата, и стал ждать.

Танк шел под небольшим углом. В рыхлом снегу почти не было видно его гусениц. Тяжелая листовая броня прикрывала медленно вращающиеся катки.

Рядом с бруствером, ослепив помкомвзвода оранжево-голубым пламенем, грохнул снаряд. Авдошина отшвырнуло в окоп, тяжело ударило о земляную стену. В глазах потемнело, заложило уши, внутри словно что-то оборвалось.

Когда он очухался, «тигр» был уже метрах в пятнадцати слева. Медленно перебирая одной гусеницей, он деловито утюжил чей-то окоп.

«Бухалова накрыл! Леньку Бухалова!..»