Родовую собственность составлял скот, вернее — основное стадо, непрерывно обновлявшееся и не подлежавшее уничтожению со смертью членов рода. Однако продукты скотоводства, в том числе и молодняк, становились уже семейной собственностью и, таким образом, превращались из коллективной в частную. Продукты земледелия произрастали на участках около поселений; можно предполагать, что если обработка земли велась коллективно, то и урожай был коллективной собственностью и распределялся по семьям, — именно урожай, а не земля, на которой он созрел; земля же вообще являлась племенной территорией и никому не принадлежала.
Основой общественной структуры древнего населения Юго-Западной Туркмении был род, и население жило в небольших родовых поселках. К эпохе поздней бронзы при господстве в обществе патриархальных отношений от первоначального материнского рода с его твердо установленным кровным родством по матери внутри поколений и между поколениями не осталось и следа. Роды были патриархальными, и их в некоторых случаях правильнее, видимо, называть общинами или хозяйственными коллективами, не забывая, однако, о том, что узы, удерживавшие население поселка в едином сообществе, были именно родственными, родовыми. Каждая такая община, которая во внешних отношениях с себе подобными социальными организациями являлась монолитной в социальном и экономическом отношении, внутренне подразделялась па качественно одинаковые трехпоколенные семьи разной численности.
Поселковая локальная община могла сохранять частично древний обычай экзогамии, по находки из могил позволяют говорить о том, что жен брали из соседних поселков
Безусловно, в древнем обществе Юго-Западной Туркмении имелась и более высокая социальная организация, в основе которой лежал территориальный признак. При этом нельзя забывать о культурном единстве населения среднего течения Сумбара и северных отрогов Эльбурса — Шах-Тепе (см. выше). Названные местности — та территория-максимум, которую могли заселять родственные по культуре и происхождению племена. Территория-минимум располагалась в современной Кара-Калинской долине, и тут можно постулировать существование племени, рассредоточенного в нескольких одновременных поселках. Но археологически данный вывод почти не подкрепляется, поскольку мы не имеем универсального набора признаков, определяющих племя. Единственно, что может служить показателем племенной организации общества, — одинаковые облик культуры на разных поселениях этой замкнутой территории и погребальный обряд, под которым скрывается единый комплекс воззрений на себя и свое окружение — один из основ-пых компонентов духовной культуры. Однако эти же признаки могут считаться и этническими.
Определив наличие более высокой социальной структуры, обладающей властью по отношению к большему числу соплеменников, мы тем самым предполагаем наличие выраженной социальной дифференциации. Но это на археологическом материале пока не прослеживается, ибо теоретически захоронения лиц племенной администрации должны были бы быть значительно богаче могил рядовых членов племени. Таких могил еще нет, однако мы не можем отрицать возможность их открытия в будущем; видимо, для племенной верхушки уже существовали отдельные места погребений.
Итак, заканчивая обзор отношений между людьми на низшем уровне социальной стратификации, можно сказать, что из археологического материала мы постарались извлечь максимум информации, давшей возможность увидеть древнее общество почти с такой же полнотой, как это может этнограф, имеющий дело с живыми людьми, а не с их остатками трехтысячелетней давности. Естественно, что многие вопросы не только остались без ответа, но и даже не были поставлены. Дальнейшие исследования покажут правильность предложенных выводов или опровергнут их, но материал всегда будет надежным историческим источником.
Глава VII. ОБРЯД ПОГРЕБЕНИЯ И ВОПРОСЫ ИДЕОЛОГИИ