Юго-западная Туркмения в эпоху поздней бронзы. По материалам сумбарских могильников

Поскольку мужчины всегда были погребены на левом боку, то данное положение можно понимать как признак принадлежности умершего к мужскому полу. Такое же положение восьмерых женщин является очень примечательным, потому что древние люди этим как бы приобщили их к мужскому полу, хотя антропологические характеристики и погребальный инвентарь не оставляют сомнений в том, что здесь были погребены именно женщины. Очевидно, последние обладали какими-то особенностями, которые считались в то время достаточными для того, чтобы изменить при захоронении символику их пола на противоположную. Интерпретация указанного факта сопряжена с большими трудностями, и мы предлагаем один из наиболее вероятных, как нам кажется, аспектов. Он, очевидно, связан с биологической сферой женщин, основной функцией и обязанностью которых было рождение детей. Скорее всего, так хоронили женщин, не родивших ни одного ребенка и этим как бы приобщившихся к мужскому полу. Кстати, их могилы отличались и заметно обедненным набором погребального инвентаря. Исключение составляло лишь погр. С-1-116 — там найдены ковровые ножи и довольно много украшений, хотя умершая и похоронена на левом боку. Видимо, она была бездетной, но занимала в то же время высокое положение в семье, умея, в частности, ткать ковры.

Для объяснения факта погребения некоторых женщин на левом боку, по-мужски, можно еще высказать предположение, что так хоронили тех женщин, которые какими-то своими качествами приближались к общественному положению мужчин. Однако тогда следовало бы ожидать подтверждения этого в погребальном инвентаре. Но поскольку наблюдается только мужское положение скелета при обедненном инвентаре, то нужно заключить, что здесь речь может идти только о биологических, половых характеристиках погребенных.

Попытка выделить в могильнике погребения бездетных женщин была осуществлена М. А. Итиной на материалах могильника Кокча 3 [1977, с. 226]. Именно так она интерпретировала группу одиночных женских захоронений и подкрепила это авторитетными ссылками на труды по этнографии некоторых племен Африки.

Отношение к бездетным женщинам, составлявшим значительный процент, у народов Средней Азии вообще и у народов Хорезма, в частности, было не только определенным, но и отрицательным. Так как в нашу задачу не входит проследить все обычаи, связанные с такими женщинами, приведем несколько примеров из этнографии Хорезма, собранных и объясненных Г. А. Снесаревым [1969]. Бездетность, по его словам, расценивали не как физический недостаток, недуг и даже не как «божье наказание», а как результат порчи или враждебного вмешательства духов — чилля. Рок бездетности в существующих представлениях как бы материализуется: от бездетности можно избавиться, передав ее другой женщине. И женщины, несущие чилля, старались от него освободиться разными магическими способами, в то время как другие пытались от него такими же методами оборониться [там же, с. 81].

Считается, что во время свадебного переезда невесты в дом жениха бездетная женщина может передать ей свой чилля, перебежав дорогу свадебной процессии; чтобы этого не случилось, выставлялась охрана. Во время церемонии бракосочетания тоже охраняли помещение, причем особое внимание обращали на крышу: если ее в этот момент пересечет бездетная женщина, то она избавится от своего недуга, передав его молодой жене. Бесплодная женщина не должна была также входить в дом к роженице во избежание нанесения ей вреда [там же, с. 82, 83].

Магических действий, помогавших от бесплодия, было много, но все они носили иррациональный характер. Так, чтобы освободиться от своего рока, близкая родственница, не имевшая детей, должна была съесть кусок крайней плоти, отрезанной во время суннат-тоя, а другие бездетные женщины, чтобы освободиться от своего рока, должны были пролезать в расселины скал, под обнажившимися корнями деревьев, через отверстия в земле. С этой же целью обнажали живот и держали его перед огнем, уповая на сакральную силу огня; умывались водой, которой было омыто тело умершего многодетного человека, и старались уловить душу этого человека во время его похорон [там же, с. 98, 99, 126, 191]. Количество примеров магических действий можно и умножить, но и без того ясно, что бездетных жепщин в первобытном обществе было немало и они рассматривались в качестве носителей определенной порчи; их не столько жалели, сколько боялись, ибо они могли распространить свой недуг на других женщин. Следовательно, естественно предположить, что и в обществе древних земледельцев Юго-Западной Туркмении к бездетным женщинам было аналогичное отношение. Поэтому их и хоронили определенным образом, отлично от других женщин; похоже на то, что умершие раньше сородичи при встрече с ними на «том свете» Должны были их остерегаться, так как они и после смерти, а может быть, и их души продолжали сохранять свою способность приносить вред; возможно, одпако, что в погребении бездетных женщин по-мужски кроются более глубокие верования (см. гл. VII).