Югославская молитва

Милош расправил плечи.

— Ниjе мртво село, – с надломом, но гордо стукнул он себя в грудь. — Ja, Милош Маноjлович, овде живим. Док сам жив, ниjе мртво село!

— А семья... уехала?..

Милош посмотрел на мозаику фотографий в единой рамке и, точно уколовшись, отвел глаза:

— Немам породицу... Била je велика породица. Сви су убиjени.

— Черти… — разбитые губы едва шевелились, на загорелой шее пульсировала вена и кадык без конца ходил вверх-вниз. Солдат будто изо всех сил боролся со сном — заставлял себя говорить и резко фокусировал взгляд на чем-либо, когда глаза начинали закатываться, обнажая в красных нитях белок.

— А ты зачем остался, дед?.. Чего ждешь?..

— Смрт, — устало ответил Милош.

Взгляд раненого блуждал по темному потолку и стенам, вдруг прояснился. Рука со сбитыми костяшками дрогнула в попытке указать на что-то.

— Дома... икона такая же, — улыбнулся он. — Николай Угодник… и я... тоже...

— Зовеш се Николаj? — проследил взгляд Милош, и, заметив, что солдат задрожал, снял с себя пиджак и укрыл им, поверх набросил рыжее верблюжье одеяло.

— Боюсь, дед... Не смерти, а что мать... мать не простит... Я не сказал, что уезжаю... Не простились даже... Она на завод, а я записку... на кухне оставил... и на вокзал. Мать про внуков все говорила... институт... Дед, простит она меня?.. Когда-нибудь... простит ведь?

— Не боj се, маjка опрости.

— И ты прости, дед... Бросили вас...

Слова каленым прутом коснулись сердца и глаз. Милош смотрел на лежавшего перед ним совсем мальчишку — точь-в-точь Радован, и кулаки сжались от собственной беспомощности и тоски. С болезненной улыбкой он провел по влажным стриженым волосам.

— За шта да ти опрости? Овде си, Руси су овде. Братска љубав никад не умире! Тако и бити. Увек.

Тишину полоснул заливистый лай Милы — его срезал выстрел, еще один. Послышались голоса. Милош вздрогнул, когда задребезжала от ударов железная дверь. Он выхватил из-под дивана ружье и, скоро зарядив, выстрелил в окно по промелькнувшей тени. Кто-то ругнулся. Говорили о нем, о «недобитом сербе, единственно оставшемся», потом на корявом сербском велели сдать русского в обмен на жизнь.

— Николаje, види, — зло ухмыльнулся Милош, — нашли су нас по крви, као животиње.

Он обернулся на молчание. Выпавшая из-под одеяла рука касалась пола, рот был приоткрыт, светлые глаза замерли на дальнем лике святого.

— Збогом, — провел дрожащими пальцами по векам Милош. — Заспи, сине, заспи. Лепи ти снови...

На очередной призыв открыть дверь Милош выстрелил с особым остервенением, аж зубы скрипнули — дробь звякнула об оконную решетку, выбила остатки стекла. Ответной очередью изрешетило стену.

Под свист и бойкий говор снаружи что-то плескалось, скрежетало — Милош понял, нашли припрятанную в сарае канистру бензина. Взвились янтарные языки. Боевики не уходили, скалились — сквозь пламя их силуэты дрожали и искажались, как дурной мираж. Автоматы держали наготове.

От огненной ловушки мог спасти подпол: Милош посмотрел на половик, под которым был вход в подпол, затем на умиротворенное лицо солдата...

Дым сочился внутрь и, как утром горный туман, расползался повсюду. В белесой пелене терялись стены, предметы, таяла прожитая жизнь. Трещала крыша и полыхали занавески. Милош прижимал к себе безвольную голову русского, целовал соленый холодный лоб и, глядя на светлый лик святого Николая, молился. Молился за Николу, Радована, свою семью, за тех, кого знал и помнил, за распятое югославское сердце и будущее воскресение его, за православный мир. Молился до последнего. Потом дым ослепил его, сдавил горло и разодрал изнутри легкие.

Земной ад остался позади.

А день тогда в самом деле выдался ясный…

_____________________________________________

* Шайкача – сербский национальный головной убор

** Крестная Слава – праздник в честь святого-покровителя дома

*** UAC - албанская Армия Освобождения Косово

**** Ракия – крепкий алкогольный напиток

***** Кто не способен для армии, тот не подходит для женитьбы