Характер режима лучше всего живописуют неспособные к оригинальному мышлению, к разумному изложению своей позиции, неспособные расположить к себе личности, которых возносят на вершину власти. Таких людей немало в загребском истеблишменте. Это результат монополии правящей партии.
Принимая в Загребе государственного секретаря США Мадлен Олбрайт, президент Туджман внушал ей:
— Католическая Хорватия должна сломать мусульманский зеленый полумесяц, который тянется на Ближний Восток, и православный сербский крест, который доминирует над всем регионом. Вы должны помочь мне создать чисто западное государство, в котором торжествуют традиционные европейские ценности.
Олбрайт, с плохо скрываемым отвращением, выслушав хорватского президента, сказала, что на Западе нет места для стран, которые проводят или оправдывают этнические чистки.
«Франьо Туджман, — писала Олбрайт, — пытался выставить Хорватию западной демократией, но на самом деле он управлял страной с помощью насилия и коррупции».
Запомнилась встреча с хорватами, чьи родственники пропали или оказались в сербском плену. Объединение семей заключенных и пропавших без вести защитников Хорватии почему-то разместилось в военном училище. Эмблема объединения — кирпичная стена на фоне земного шара: весь мир должен знать правду о хорватских жертвах. Поговорить с российскими журналистами собрались несколько немолодых женщин и хмурый крепкий мужчина.
— Мы хотим узнать судьбу наших близких, если они живы, или похоронить достойно, если они мертвы, — говорил заместитель председателя общества Зденка Фаркаш, у которой убили двоюродного брата в Сербской Крайне. — Мы построили кирпичную стену вокруг штаба войск ООН в Загребе, чтобы привлечь внимание Отдела по правам человека к судьбе наших близких. На каждом кирпиче имя пропавшего. А на обратной стороне кирпича мы хотели бы написать имя сербского военного преступника.
У одной из женщин сын вступил в хорватскую военизированную полицию, отправился воевать с сербами и пропал без вести. Это не единственная потеря в семье:
— Мой муж был командиром отряда местной самообороны в Герцеговине. Он был чистый, честный человек и не разрешал убивать невинных людей. А его убили.
Они держат в руках фотографии пропавших. В основном это молодые ребята шестнадцати-восемнадцати лет, которые отправились воевать, наслушавшись дома разговоров о вековечных врагах — сербах, которым нужно дать отпор. Матери рожали сыновей не для того, чтобы их убили. Но мало кто думает о том, что воспитание в духе ненависти — самый короткий путь к могиле.
Катарина Шолич, седая плачущая женщина, пережила такое, что врагу не пожелаешь:
— Я потеряла четырех сыновей. Одного увел наш сосед в июне 1991 года, и никто не знает, что стало с моим мальчиком. Второй погиб во время боев за город Вуковар. Третьего избили до смерти. Четвертый сам бросился в реку, чтобы не попасть в руки сербов. У меня сиротами осталось пятнадцать внуков.
Семьи, которые кого-то потеряли, приходят в объединение и заполняют стандартный бланк. Родные пропали у трех тысяч семей. Постоянно происходит обмен пленными. Возвращающиеся домой уверяют, что сербы отпустили еще не всех хорватов, захваченных во время войны. Еще они ждут, когда сербские власти согласятся провести эксгумацию и опознание трупов, захороненных в братских могилах. По их словам, неопознаны еще тысячи убитых.
— Мы видели, что Югославская народная армия вооружает сербов, но не думали, что они начнут всех убивать. Они заранее готовили резню, чтобы уничтожить всех хорватов. Если будете в Белграде, поговорите с господином Милошевичем, расскажите ему о наших страданиях. Немыслимо, что такая бесчеловечность творится на земле.
Что я мог ответить этой женщине? Я уже был в Белграде, где меня первым делом повели в музей, чтобы показать, как хорваты осуществляют геноцид сербского народа. Я видел фото зверски убитых сербских детей, женщин и стариков. И в Сербии мне на каждом шагу говорили, что войну начали хорваты, которые решили довести до конца то, что не успели сделать во время Второй мировой войны, — уничтожить всех сербов.
В Сербии есть такая же организация — «Женщины в черном», но общее горе не сближает несчастных сербок и хорваток. Ими манипулируют политики, превращая эти объединения в придаток пропагандистского аппарата.
— Понимаете ли вы, что на сербской стороне есть такие же страдающие родители? — спросил я.
— Мы их территорию не оккупировали. Они захватили наши земли и насиловали наших детей, так что нечего с их стороны искать жертвы, — ответил хмурый мужчина.
И пока мы говорили с родителями погибших детей, убийства продолжались. И хорваты отнюдь не были только жертвами. Стало известно, что в Боснии местные хорваты в зоне, которую они контролируют, отправляют в концлагеря всех сербов и мусульман, начиная с десятилетних детей. Объяснение простое:
— Сегодня они дети, завтра — солдаты, которые будут воевать против нас.
Когда я приехал в город Пакрац, он был еще поделен. Северная сторона принадлежала хорватам, южная — сербам.