Та жестокость, с которой действовала армия сербского генерала Ратко Младича в Боснии, уже была проявлена сербами на территории той же Боснии в прошлые Балканские войны. Но об этом ничего не говорится в сербских научных трудах и учебниках истории. В них роль сербской армии исключительно благородна и достойна. Сербы только страдали и были жертвами кровожадных хорватов, албанцев, турок и болгар, которые только и ждали момента, чтобы вонзить кинжал в спину сербам.
И хорваты нехотятвспоминатьнетолькоо преступлениях усташеского государства в годы Второй мировой войны, но и о преследованиях гражданского сербского населения во время Первой мировой войны. Хорватские историки все силы употребили на то, чтобы доказать: хорваты — культурный, европейский народ с демократическими традициями, несравнимый с некультурными сербами. В Хорватии, которая существует всего несколько лет, смело пишут о девяти-сотпетних парламентских традициях…
Конец Сербской Краины
Проиграв войну 1992 года, президент Франьо Туджман предложил хорватским сербам вернуться под крыло Загреба. В обмен им была обещана автономия двух сербских областей (Книнской и Глинской), культурная автономия для всех сербов, оставшихся в Хорватии, программа ускоренной экономической помощи районам компактного проживания сербов. Лидеры Краины отказались. Они в принципе исключали возвращение под юрисдикцию Загреба.
Неуверенные в своих силах хорваты предложили руководителям Сербской Краины еще более широкую автономию. Переговоры на сей счет велись в российском посольстве в Хорватии. План Z-4 (Загреб-4) разработали четверо — посол России в Загребе, американский посол, а также сопредседатели Координационного комитета женевской конференции по бывшей Югославии — лорд Дэвид Оуэн (от Европейского Союза) и Торвальд Столтенберг (от ООН).
Я знаю об этом из первых рук — от тогдашнего нашего посла в Хорватию Леонида Владимировича Керестиджиянца, активного и умелого дипломата. Я беседовал с ним и в Загребе, и в Сараево (российского посольства там еще не было, Керестеджиянц занимался по совместительству и боснийскими делами). Он производил очень хорошее впечатление и говорил с нехарактерной для дипломатов откровенностью.
Маленькое российское посольство открылось в Загребе в конце 1992 года. Там было всего несколько дипломатов, в четыре раза меньше, чем в посольстве в Белграде. Посол Леонид Керестеджиянц и советник-посланник Александр Грищенко много лет проработали на Балканах, в том числе и в посольстве в Белграде.
Вот какие у меня остались впечатления от бесед в нашей миссии.
В угловом скромном кабинете посла настежь открыты окна, слышен птичий щебет. Здание посольства, к которому ведет узкая вздымающаяся в гору дорога, небольшое, зато находится в престижном районе. Атмосфера почти семейная. Кто-то из технических сотрудников щеголяет в спортивном костюме, мальчик катается на велосипеде с детьми. У посольских сотрудников была проблема: российской школы в Загребе не было, и жены уезжали с детьми домой, оставляя дипломатов одних.
В Загребе не было российского торгового представительства, как впрочем, и военного атташата, что особенно нелепо. О Хорватии в России знали совсем мало, потому что вся структура российских средств массовой информации в бывшей Югославии осталась в Белграде. В Загребе только-только появился корреспондент ИТАР-ТАСС.
Вот, что бросилось в глаза: не было привычной для многих российских представительств глубокой неприязни и презрения к стране пребывания. Наши дипломаты в Загребе с полным уважением относились к Хорватии, но приручить их хорватам не удалось.
Наши дипломаты высоко ценили дружеское отношение Хорватии к России, ее выгодное геостратегическое положение как средиземноморской державы с хорошо развитой промышленностью (фармакология, судостроение, машиностроение). Они полагали, что, с экономической точки зрения, платежеспособный, обязательный, обладающий высокими технологиями хорватский бизнес — самый выгодный для России партнер на территории бывшей Югославии. «Не надо отталкивать просербской риторикой и Хорватию, и Словению, и Македонию, и Боснию», — повторяли наши дипломаты в Загребе.
«Соседи» — «ближние» (политическая разведка — СРВ) и «дальние» (военная разведка — ГРУ) — явно не разделяли позиции посла и советника-посланника. Бросалось в глаза, что сотрудники обеих резидентур ненавидели российскую власть, которую представляли за рубежом. Вот, что меня тогда заинтересовало: какую информацию они отправляли в Москву? Какие рекомендации давали? Как сталкивались их шифровки с посольскими телеграммами?