Югославская трагедия

Тропа лепилась по щебнистому склону высокой мрачной горы, заросшей местами дубом и тополями. То спускалась к самой реке, сурово шумевшей и обдававшей нас брызгами, то штопором вилась по лесистой круче, то выпрямлялась между светло-зелеными полосками кормовой кукурузы второго посева. Наконец, она вывела нас к большому селу.

Васко впервые попал в эти места. До своего ухода в партизаны он вообще никуда не отлучался из своего села дальше того клочка поля, на котором работал вместе с отцом. А теперь после Синя, Неретвы, Златара и Шумадии он увидел еще один красивый окраинный уголок своей любимой родины.

— И здесь селяки живут так же бедно, как у нас, — печально сказал Васко, с любопытством оглядываясь. — Видишь?

Он указал на старика-крестьянина, медленно ковылявшего к церкви. Старик был в высокой соломенной шляпе и в коротких портах из посконной ткани, сработанной на кудельках. Точно так же были одеты Васкин отец и дед. Точно так же они двигались по деревенской улице, сгорбясь и чуть не доставая земли длинными, искалеченными непосильным трудом руками, с ладоней которых никогда не сходили мозоли.

Боясь наткнуться на немцев и с удивлением прислушиваясь к музыке, мы вышли к церковной площади и остановились, пораженные неожиданным зрелищем.

Музыканты били в барабаны, дули в дудки, пиликали на скрипках, а люди водили коло. В дождливый-то день, да еще в будний! Девушки были разряжены: в белых вышитых рубахах и суконных юбках, с узорчатыми платками на плечах, некоторые даже под цветными зонтиками. Вместе со стариками и подростками они весело и бойко шли по кругу, распевая:

Ой, Сталине, Сталине,
Приди на Балканы!
Ой, друже, друже,
Приди на Балканы!

Мы подошли к танцующим. Поздоровались:

— Добар дан!

— Добар дан! — отвечали нам.

— Вы откуда, не из леса ли? — спросил старик в соломенной шляпе. — А не встречали там моего внучка Марина Стефановича? Он партизан, слава богу. Нынче выслеживает швабов и во-он с той горы подает нам сигналы. Слышите?

И впрямь, ветер донес с высот звук свирели.

— Что же он сигналит?

— Швабов на шоссе Заечар — Салаш нету. Они в бункерах сидят.

— А где русские? — с волнением выпытывал Васко.

— В Прахово на Дунае!

— В Кула! Близко! — закричали женщины и дети. — Сюда идут! Немцы бегут из Румынии и Болгарии. Домой рвутся!

Так вот почему веселился народ в селе Велика-Ясикова! Победоносные советские войска вышли к западным склонам Трансильванских Альп, идут вдоль Дуная, где-то на румыно-югославской границе уже перешли Дунай, а со стороны Болгарии спустились с Западных Балкан от Видина.

С горы на гору перекличкой свирелей прилетела сюда самая радостная из всех вестей. Люди восторженно сообщали друг другу:

— Идут!

Возбужденный происходящим, Васко невольно проговорился, что мы партизаны и идем навстречу русским. Эта его ребячья оплошность немного задержала нас в селе.

Нас тут же усадили перед разостланным ковриком и принялись угощать виноградом. Такого винограда, как здесь, я еще не видел. Тут был и круглый нежно-зеленый с розовым оттенком, почти прозрачный, с просвечивающими пятнышками зерен, и продолговатый розовый, с синевато-пурпурным отливом, и мелкий, темно-лиловый, с матово-сизой кожицей, как будто на ней осел нежный утренний туман.

Я поднялся:

— Нам нужно идти, Васко.

И все нас заторопили:

— Поспешайте. Русские уже за Тимоком.

— Скажите им, что мы ждем. Пусть идут побыстрее.

— А есть у вас волы? — спросил я.

— Овец и кур швабы забрали, а волы есть.

— Тогда вот что, — предложил я. — Везите-ка на дорогу щебень, засыпайте ямы. Подмостите немножко, тогда русские быстрее придут.

Предложение было принято. Нам обещали немедленно же приступить к ремонту дороги. Все согласились с тем, что она и в самом деле вся в выбоинах, грязная — арба еще проберется, а пушка может и застрять.

Тимок, пенясь, с шумом бежал по глубокому руслу. Рядом с тропой, местами исчезая в тоннелях, тянулось полотно железной дороги Заечар — Неготин. Во многих местах рельсы были выворочены. Но шпалы остались, и насыпь сохранилась. Мы с Васко сообразили, что в крайнем случае дивизионная артиллерия может проехать не по дороге, а прямо по шпалам. Были бы только целы и безопасны тоннели.

Не решаясь их обследовать, заглянули на железнодорожную станцию Табаково. Здание вокзала сгорело. На путях громоздились перевернутые вагоны. А человек в форменном картузе с вышитым на тулье золотым крылатым колесом и в деревянных сандалиях на босу ногу уже старательно подметал перрон.

— Поезд скоро пойдет, что ли? — обратился к нему Васко.

Истощенное лицо начальника станции оживилось робкой улыбкой.

— Пойдет, — сказал он, — как только дождемся русских.

— А тоннели в порядке?

— Сберегли.

— Разве их тут не взрывали, как в Конице? — удивился Васко. — Нет? Ну и хорошо сделали. А немцы далеко?

— В горы ушли. Русские-то уже в Царь-Петрово, вон там.

Так, собирая разными путями необходимые сведения, мы с Васко шли дальше, уже не таясь, высматривая, где бы нам переправиться дотемна на правый берег Тимока.