Юхан Салу и его друзья

Сейчас я уже не думаю о виновниках. Если в истории с радиоухом вообще винить кого-нибудь, то не Эймара Ринда и не Тихого Мюргеля, а, пожалуй, то обстоятельство, что восьмиклассники должны держать выпускные экзамены. Немного и то, что после каждого экзамена мы устраивали в парке за школой разрядку. Обычно нас собиралось шестеро или семеро. Мы покупали в магазине вафли, лимонад и часа два сидели на склоне горы. Говорили всегда об одном и том же: «Этот экзамен — еще цветочки, а вот следующий… Шею свернуть можно! Страшнее ничего на свете нет, и все мы провалимся!» Даже Эймар Ринда, круглый отличник, разделял наши мрачные предчувствия.

На последней разрядке говорили об экзамене по истории. Разумеется, мы ругали этот предмет как только умели. Таковы учителя. Самый трудный предмет оставляют последним!

— Би-луби-лух! — Туртс очень громко закончил соло для саксофона, которое до этого мычал себе под нос. — Я лучше бы сорок дней учил математику, чем четыре дня историю.

Мы согласились с ним, хотя никто этому не верил.

— А кому вообще нужно знать, как шумеры хоронили своих покойников? — спросил Большой Вольперт. — Мне, во всяком случае, не нужно.

Мы снова кивнули в знак согласия. Из нас — никому.

— Кому нужно знать, как Иван Калита деньги загребал?

И это нас не интересовало.

Если бы в разговор не вмешался Таммекянд, разрядка закончилась бы, как обычно. После многословных заверений, что история нам не нужна, мы разошлись бы по домам повторять экзаменационные билеты. Но тут Таммекянд сказал:

— И чего вы все заныли… Если не хотите учить, давайте сделаем радиоухо.

Саксофон Туртса неожиданно замолк.

Идея Таммекянда, как и все хорошие идеи, была исключительно проста.

— Радиоухо — это маленький наушник, — сказал Пауль. — Сядешь готовить билеты, вынешь наушник из рукава, приложишь к уху и будешь слушать и записывать даты — одну за другой.

Мы уставились друг на друга. Никто ничего не понимал. Каким же образом?

— Как, как… Конечно, не по воздуху. По проводам, бараны вы этакие!

Мы молча снесли оскорбление. Мы все еще не понимали. Наконец изобретатель радиоуха решил все объяснить:

— Из-под парты, что стоит у окна, мы проведем провода к стене — это раз. Затем через окно на улицу — два. Оттуда в студию — три. А в студии соберем все книги и карты. Бери да диктуй в микрофон Куликовскую битву.

Мы довольно долго не могли прийти в себя. Нам самим бы никогда и в голову не пришло, что радиосвязь может иметь для школьников столь важное значение. Наконец Эймар сказал:

— Ну ладно… Хорошо. Провода… микрофон… Это я понимаю. А как ты, сидя у микрофона, узнаешь, что мне нужна именно Куликовская битва?

Я добавил:

— Наушник… легко сказать, наушник. А как я его присоединю к твоим проводам у всех на глазах? Возьму инструменты и полезу под парту? Или дам председателю экзаменационной комиссии плоскогубцы: мол, будь другом, помоги…

Пауль засмеялся. За кого мы его, говорит, принимаем. Он все продумал. Можно сделать так, что провода на полу будут кончаться двумя кнопками. А к подошве башмака нужно прикрепить тоже по две кнопки. Два метра тонкой проволоки провести из башмаков через брюки в рукав пиджака — дело пустяковое.

Но и на этот раз мы недоумевали. Если так, то конечно. Но как все же сообщить тому, кто у микрофона, что вытянул, например, пятый билет?

Таммекянд посмотрел на нас, как на малолетних. Ничего, говорит, нет проще. Пять раз нажмешь на кнопки, и все в порядке. Если мы не верим, то он может нам это продемонстрировать без особых хлопот.

Туртс только теперь стал понимать, что для него лично означает такое открытие.

— Послушай, Кянд! — обрадовался Туртс. — В таком случае, совсем не нужно учить историю!

Эта перспектива преисполнила Туртса такой радостью, что он забросил саксофон и попробовал стоять на руках.

Но Эймар нахмурил брови:

— Я в этой затее принимать участия не буду… Это же обман… такой же, как и списывание.

Мы образовали против него единый фронт. Пауль презрительно свистнул сквозь зубы:

— Ты, Ринда, рассуждаешь как ребенок. Честное слово… как несовершеннолетний. Не хочешь — не надо. Кто тебя заставляет? Никто. А что касается списывания, то… Будто ты не знаешь? Списывать или подсказывать одинаково не годится. Но в данном случае мы внедряем современную технику. Ты слышал где-нибудь, чтобы запрещалось внедрять технику?

Мы победоносным взглядом окинули Эймара. Нигде не сказано, что нельзя внедрять технику. Наоборот, всюду говорят, что внедрять технику нужно.

Но Эймара и это не убедило. В предэкзаменационный период в Эймаре совершенно умер рядовой школьник. В нем жил только председатель совета отряда. И сейчас этот председатель не одобрял радиоуха.

— Вы подумайте хорошенько, на что вы решились! — пугал нас Эймар. — А вдруг провод порвется? Вдруг микрофон испортится? А вы и не готовились!

Но мы не сдавались.

— Помирать — так с музыкой! — сказал Туртс, и снова взревел саксофон.

— Волков бояться — в лес не ходить, — отозвался я.

Затем на склоне горы уже двое ребят принялись стоять на руках.