Юла и якорь. Опыт альтеративной метафизики

Но случилось иначе – и, быть может, впервые в истории в таком масштабе. В результате последнего радикального упрощения вместо регрессии к естеству и отключения морального законодательства (кого бы это удивило?) произошло нечто прямо противоположное: развоплощению подверглось само бессознательное, исчезли или стали призраками все его достаточно разнородные обитатели – и те, что числились по ведомству либидо, и те, что шли по ведомству глубинного эгоизма, и внутренние агенты воли к власти. И даже те, что так и не получили определенных имен за время своего долгого существования. И тогда императивы сверх-я, требования морального законодательства как на парашютах опустились на оставленную территорию, заняв ее без боя. Именно таким неожиданным образом этика потеряла свой императивный характер. Сегодня среди сочувствующих аутистам (деятельно сочувствующих), встающих на колени и протирающих обувь афроамериканцам, среди непримиримых врагов пластиковых стаканчиков и мясной пищи, среди аплодирующих правильному искусству и читающих правильные книги достаточно много честных людей. Много тех, кто делает это без какого-либо надрыва и внутреннего надлома, просто по зову сердца.

Кажется, и здесь удалось добраться до моральных первоначал, избавившись от осложнений, засыпав пропасти и выровняв дорожки. Правда, в процессе и в результате выхода из сумрака, утрачена императивность самих императивов и, стало быть, энергия преодоления. И значимость этой самой энергии только теперь, после ее утраты, и может быть оценена.

Для полноты картины следует еще остановиться на демократизации истины. Следует предполагать, что и здесь удалось добраться до первоначал, которые прежде были скрыты среди осложнений. Каковы же они?

8

Если истина может подлежать упрощению, она, очевидно, носит сложносоставной характер – возможно ли такое? Ведь тогда должно быть определение, которого, кажется, и добивался Понтий Пилат, напрямую спросивший Иисуса: «Что есть истина?» Господь, как известно, промолчал, не сказал этого Пилату, но евангелистам и миру он дал такое определение: «Я есть истина». На этом утверждении, собственно, и держится христианство.

Но пути вторичного упрощения неисповедимы, как мы это уже видели. И истина подверглась расщеплению, причем процесс шел изохронно с другими редукциями всего спектра. Прекрасное лишилось своей ауры, публичное (бытие-в-признанности) своей харизмы, мистика денег выходит из тумана – вот и истина предстает в своей неожиданной простоте. Наука не смогла (или не захотела) лишить ее сакральности, но простой здравый смысл, синтезированный во всемирной лаборатории социальной инженерии, сделал это. Вспомним, как все это было, восстановим пунктирно важнейшие этапы.

Ученые, конечно, не поверили Спасителю, что он и есть истина, но божественный, трансцендентный статус истины по факту признали. И они, ученые, служили своей истине как христианские священники своему богу. Пока это было так, авторитет науки оставался незыблемым, но экспансия вторичного упрощения упразднила сакральность истины, по крайней мере поставила этот вопрос на повестку дня. Идущую реформу можно расценить как следующий шаг в провозглашенном однажды направлении «Не человек для субботы, а суббота для человека», и вот, заменив «субботу» на «истину», мы достаточно внятно можем описать содержание разворачивающегося на наших глазах этапа.

Итак, первоначала обретены или по крайней мере уже обрисовались на горизонте. Как ни странно, для их характеристики больше всего подходит процедура ego cogito, в ходе которой обретается ясное и отчетливое знание, только требования ясного и отчетливого следует перенести с модуса бытия от первого лица («Я есть!») на состояние сознания и самой социальности, которая теперь и может быть описана как набор дискретных состояний. Единицы новой всеобщей валюты не случайно претендуют на звание «кларенсов» и «дистинктов», ведь эти же имена подходят и для обозначения «состояний истины». И для состояний красоты, если позволено будет так назвать эстетические ценности. И для этических состояний, которые, несомненно, стали более ясными и отчетливыми, хотя при этом их набор никогда еще не был таким произвольным. Ну и состояния признанности – кажется, за них наконец перестала отвечать «молва» (Gerede), признанность, теперь неуклонно идет к тому, чтобы быть номинированной в баллах в рамках прозрачной процедуры начисления баллов.