Юла и якорь. Опыт альтеративной метафизики

Таким образом, старость дает о себе знать в виде морщин, седых волос и прочих следов деградации поверхности. Раньше принято было разводить руками: «Ну, тут ничего не поделаешь». Теперь, однако, меры предпринимаются, и определенные успехи в создании благообразной упаковки для стариков и старушек налицо. Внешние следы старения подчищаются, и разглаженные лица сохраняют некую едва различимую общность выражения. Возможно, когда-нибудь эта общность разглаженных лиц получит имя, например – «Типичное лицо маразматика», ибо с сущностными проявлениями маразма ничего не происходит.

* * *

Что же, однако, можно сделать для предотвращения этого спонтанного забывания, самопроизвольного распада архива, когда выпадают целые файлы или уничтожаются их названия, что делает содержание файла недоступным, раз уж мы признаем этот безобидный с виду процесс столь значимым и даже трагичным?

Ну, прежде всего, коль скоро сигнализация слаба и явно недостаточна, можно усилить боль или чувство, ее заменяющее: сделать дискомфорт ощутимым, тревожным, пугающим. Как в случае, например, проблем с мужской потенцией: сама по себе эта проблема не доставляет боли, но вызывает нешуточную тревогу и, безусловно, заставляет принимать меры. Допустим, на помощь приходит виагра, которую еще нужно было найти, а этого не случилось бы, не будь соответствующий вопрос сформулирован со всем возможным отчаянием. Спонтанное забвение остро нуждается в своей «виагре», и если бы чувство дискомфорта было усилено, пусть даже и не до такой остроты, возможно, что-то вроде виагры для памяти уже было бы найдено. Причем совсем не обязательно это должен быть нейролептик, помощь может прийти из самой неожиданной сферы.

Тут опять возникает очередное попутное соображение. Если можно было бы как-нибудь перераспределить естественные (или давно ставшие естественными) ресурсы стыда, подводя их к тем участкам человеческой деятельности, которые признаны важными, мы бы уже далеко продвинулись в направлении, указанном Ницше: человек есть то, что должно превзойти. Но стыд не распространяется, например, на усталость – наоборот, жалоба на усталость есть самая распространенная форма жалобы вообще. И рядом, бок о бок с этой жалобой, идет другая: «Что-то я стал забывать слова».

И остается лишь горько сожалеть о досадной недоработке природы и имеющейся социальности: стоило бы только усилить сигнализацию стыда, страха или боли, и мы могли бы избавиться от колоссального неликвидного балласта усталости, а заодно и продлить срок разумной жизни в очень даже чувствительном диапазоне.

Что ж, попробуем проанализировать напрашивающиеся меры против забвения. Так, имеется солидный список лекарств для «улучшения памяти», и он, увы, характеризует фармакологию не лучшим образом: на этом фоне разработанная даосской медициной пилюля бессмертия не выглядит шарлатанской. Всего, что мы до сих пор знаем о нейрофизиологических основах памяти, достаточно лишь для того, чтобы действовать наугад.

Но мы знаем также о многомерной комплектации любого психического объекта и тем более сознания, что очень важно в нашем случае. Потому что всегда можно перенести центр тяжести со слабого, вернее ослабевшего, звена на соседнее или даже вновь синтезированное, с нейронной подкладки на бумажную (книжную), или электронную, или еще какую-нибудь, возможно, что с точки зрения разрешимости целого мы ничего не потеряем. Вот что говорит профессор Чандрасекар из раннего романа Лема «Астронавты»:

«Подобно тому как настоящую прекрасную музыку может извлечь из инструмента только виртуоз, так только математик может полностью использовать хоть и ограниченные, но очень большие возможности “Миракса” <гигантской ЭВМ>. Часто, когда я ночью сижу здесь и работаю, происходит странная вещь: мне кажется, будто исчезает граница между мной и “Мираксом”. Иногда я ищу ответы на заданные вопросы в собственной голове, иногда пробегаю пальцами по клавишам и читаю ответы на экранах – я не чувствую существенной разницы. И то, и другое – одно и то же, собственно говоря»[45].

Деятельность припоминания могла бы проходить примерно так же, ведь припоминание нужного есть неотъемлемая часть творческого процесса; все дело в том, чтобы наладить, автоматизировать процесс перехода: можно шевелить извилинами, а можно шевелить (пробегать) пальцами по клавишам. Как справедливо замечает профессор Чандрасекар, «и то, и другое – одно и то же, собственно говоря». И слабое звено не фатально, а вот что действительно фатально, в смысле фатальных стратегий Бодрийяра, так это отсутствие побуждения перейти с одного алфавита на другой, в результате чего в какой-то момент процесс «вылетания из головы» становится необратимым. Ибо одно дело, когда ты забыл нужную формулировку, выражение, слово, и другое, когда даже сам факт забвения уже не регистрируется. Настоящий маразматик – это тот, кто забыл о своей забывчивости.