Не будем комментировать противоречия в оценках — они скорее говорят о самом Цицероне, чем о предметах его рассуждений. Такого рода расхождения весьма характерны для великого оратора, который на протяжении всей своей деятельности постоянно занимался приведением в соответствие своих собственных, подчас весьма различных оценок. Подборке взаимопротиворечащих и взаимоисключающих высказываний Цицерона можно посвятить самостоятельное большое исследование, равно как и попытаться дать ему самые разнообразные объяснения. Можно пытаться оценить это с позиций строгой морали и говорить об общечеловеческой нравственности, можно, как это часто делается, внести некую категорию морали «политической» или объяснить все «постоянно меняющейся политической ситуацией», «государственной необходимостью» или просто тем, что он был «живым, эмоциональным человеком». У нас нет возможности (да и желания) вступать в дискуссию, обязан ли политик или администратор подчиняться общим правилам морали, или у него есть некие «особые» критерии. Мы исследуем только развитие образа Цезаря и обнаруживаем, что Цицерон стоит одновременно у истоков практически всей мифологии, «цезарианской» и «антицезарианской», начиная от трудноуловимого телеологического мифа, о котором пишет С.Л. Утченко, и заканчивая мифом о демагоге, развязавшем войну и ставшим тираном, уничтожившим республику и ввергнувшим народ в рабство. Цицерон явно следовал модели греческих тиранов и можно сказать, что в эти моменты он был гораздо более искренен, чем тогда, когда восхвалял галльские успехи Цезаря или его политику милосердия. Теперь оратор вероятно, высказывал свою «субъективную» правду, в которую он, несомненно, верил, но говорил ли он всю правду и всегда ли он думал именно так? Некоторые дополнительные характеристики дают нам письма Цицерона, по большому счету, исполненные той же негативной тенденции отношения к Цезарю как к демагогу, авантюристу, военному диктатору и тирану, но вносящие ряд интересных конкретных деталей.
Тема образа Цезаря в письмах Цицерона прекрасно разобрана С.Л. Утченко{357}
, и нам остается лишь повторить некоторые из его выводов, внеся в них несколько частных дополнений. Мы согласны, что письма прошли определенный отбор и даже «редакцию» и едва ли адекватно отражали мысли и чувства автора. Вместе с тем, будучи более камерным жанром, они не требовали той цельности и литературной завершенности, которые были необходимы для публичного выступления. Вместо «великого полководца» или «демагога и тирана», перед Цицероном был конкретный Юлий Цезарь, с которым его связывало многолетнее знакомство, множество других людей, конкретные деловые и политические интересы, общие вкусы и разногласия, симпатии и антипатии, научные споры и литературное творчество. Среди близких Цицерону людей были откровенные враги Цезаря (Катон, Лентул Спинтер, Домиций Агенобарб, позже он дружил с Брутом и Кассием), а среди окружения Цезаря — люди, которых оратор искренне ненавидел (Кальпурний Пизон, Габиний, Ватиний и особенно — Марк Антоний). Вместе с тем (об этом заботились оба политика) они всегда были окружены людьми, игравшими роль общих друзей и даже конкретных посредников (Авл Гирций, Панса, Оппий, Бальб, Матий, Требаций Теста, а иногда и Квинт Цицерон и Тит Помпоний Аттик).