Юлий Цезарь. Политическая биография

Существовал и еще один фактор. Положение «наследного принца» марианской партии и племянника Мария не кончилось с победой Суллы. Разгромленные марианцы и популяры не могли оказать Цезарю ту помощь, на которую он рассчитывал, напротив, они ждали помощи от него, и потому Цезарь был востребован еще до того, как смог превратиться в реального лидера. Если господствующая сулланская элита видела в Цезаре смертельного врага, то остатки марианцев видели в нем потенциального и, возможно, даже реального руководителя. Мы категорически не согласны с мнением С.Л. Утченко и Н.В. Чекановой о «второстепенности» или «третьестепенности» роли Цезаря в 70-е — начале 60-х гг. Тот факт, что Эмилий Лепид, консуляр и тогдашний лидер оппозиции сделал персональное предложение молодому человеку, прошедшему лишь начальные стадии военной службы, говорит само за себя. «Наследный принц» может себя еще ничем не проявить, но он не может быть «третьестепенной» фигурой.

Наконец, не следует сбрасывать со счетов жизненный опыт Цезаря, который он приобрел в детстве и юности. Это были ужасы Союзнической и гражданской войн, переворотов и массовых репрессий, гибели родных и близких, которые он мог наблюдать из самой гущи событий. Будущие бескровные методы войны, политика милосердия, а, возможно, и «правовая революция» вполне могут иметь корни в этих событиях. Возможно, именно тогда он стал разочаровываться и в марианцах, что объясняет отличия его политики от традиционной политики популяров.

Другой комплекс проблем — это проблемы демократов и популяров, равно как и вопрос о месте Цезаря в этом движении. Многие исследователи отмечают разрозненность и слабость римской демократии, различия между понятиями «демократ» и «популяр» и невозможность отождествления с ними Цезаря. Вместе с тем, в этих выводах есть известная доля преувеличения.

Как полагает Хр. Мейер, автор, вероятно, самого полного исследования о популярах, слово popularis не было обозначением политической партии, но играло роль собирательного понятия для определенной категории политиков^{653}. В данный момент для нас важно не то, что это обьединение было достаточно аморфным, а то, что оно применялось именно по отношению к определенным категориям людей. Хр. Мейер устанавливает список политиков, именуемых популярами^{654}: это гракханцы, сторонники Сатурнина, трибуны 70–60-х гг., клодианцы и сторонники Цезаря^{655}. Примечательно, что сюда не попадают многие политики, близкие к популярам (Ливии Друз, Сульпиций Руф), равно как и Сципион Эмилиан, Помпей и Цицерон, часто использующие их методы. В списке нет Мария, Цинны и Цезаря.

Несмотря на аморфность объединения, можно определить определенные контуры программы популяров, в основном выработанные еще во времена Гракхов: это аграрные и хлебные законы, направленные на экономическое поддержание плебса, защита суверенитета народного собрания, народного трибуната, нрав народа и отдельных плебеев, критика антидемократических преобразований оптиматов и протесты против произвола олигархов. Хотя римские популяры были менее радикальны, чем греческие, по большому счету, между ними нет непроходимой пропасти. Возможно, особенностью римского движения было то, что к нему в изобилии примыкали различного рода политики, не бывшие ни популярами, ни демократами, но использовавшие их методы, лозунги и программу. Таковыми были всевозможные демагоги, популисты, политики «центристского» толка, карьеристы всех мастей, которым также надо было проходить через выборы, и, наконец, военные вожди.

Цезарь, несомненно, был демократом и популяром, и все, что он делал до Галльских войн, вполне совпадало с их программой. Он не был демократом гракханского толка, стремящимся превратить Рим в демократическое государство (для этого Цезарь был слишком реалистом), вместе с тем он, видимо, достаточно рано понял, что для победы реформ необходимы единоличная власть и силовые структуры.