Юлия, или Новая Элоиза

Вот как прошло время, прожитое мною с мужем. Суди сама, могла ли я, когда господь отнял его у меня, найти другого супруга себе по сердцу и возникал ли у меня соблазн поискать его. Нет, сестра, брак — дело слишком серьезное. Степенность и важность не подходят к моему нраву, они наводят на меня уныние, они мне не к лицу, не считая того, что всякое стеснение невыносимо для меня. Ты хорошо меня знаешь, подумай же, каковы были для меня брачные узы, когда я за семь лет не посмеялась вволю и семи раз. Я не хочу быть в двадцать восемь лет почтенной матроной. Нет, я молодая и довольно привлекательная вдовушка, за которую еще можно посвататься; думаю, что, будь я мужчиной, я бы, пожалуй, осталась вполне довольна такой женой. Но чтобы я да второй раз пошла замуж! Увольте! Послушай, я искренне оплакиваю своего мужа. Я бы отдала полжизни, чтобы прожить с ним вторую ее половину; и все же, если б он мог воскреснуть, я, думается, даже его взяла бы в супруги лишь потому, что он уже был моим избранником.

Вот я изложила тебе свои истинные намерения. Если мне еще не удалось осуществить их, несмотря на хлопоты господина де Вольмара, то единственно по той причине, что чем больше я стараюсь преодолеть препятствия, тем больше они возрастают, как будто нарочно. Но мое рвение все же окажется сильнее их, и, надеюсь, еще до конца лета мы соединимся в одну семью и будем так жить до конца наших дней.

Мне остается только оправдаться в том, что я, как ты коришь меня, скрываю от тебя свои горести и предпочитаю плакать вдали от тебя; не отрицаю, — здесь я немало времени провожу в слезах. Стоит мне войти в дом, всюду я вижу следы прежней жизни с тем, из-за кого мне был так дорог мой дом. На каждом шагу, в каждой вещи вижу я знаки его нежной любви, доброты сердечной, как же мне не волноваться? Когда я нахожусь здесь, я не могу не скорбеть о своей утрате; а близ тебя я вижу только то, что мне еще осталось в жизни. Неужели ты поставишь мне в вину твою власть над душевным моим состоянием? Если я плачу в разлуке с тобой и смеюсь близ тебя, — что за причина такой разницы? Неблагодарная девчонка! Ведь ты утешаешь меня во всех горестях, и я уже ни о чем не тоскую, когда обладаю твоим сердцем.

Ты наговорила много хорошего о прежней нашей дружбе, но я не могу простить тебе, что ты позабыла одно обстоятельство, которое более всего делает мне честь: ведь я обожаю тебя, хотя ты меня затмеваешь. Радость моя, ты создана для того, чтобы царствовать. Твоя власть самая неограниченная, другой такой я не знаю, — ты повелеваешь даже волей твоих подданных, и я это испытываю на себе более, чем кто-либо. Как же это происходит, сестра? Мы с тобой обе чтим добродетель, обеим нам одинаково дорого благородство души; у нас одинаковые желания; я почти так же умна, как ты, и не менее хороша собою. Все это я прекрасно знаю, и все же ты, Юлия, внушаешь мне какое-то почтение, ты меня покоряешь, повергаешь ниц, твоя душа бесконечно выше моей, и перед тобою я ничто. Даже в ту пору, когда в твоей жизни была недозволенная связь, за которую ты сама себя корила, а я, не следуя твоему примеру, не совершила такой ошибки и должна была бы почувствовать наконец свое превосходство, ты по-прежнему была выше меня. Твоя слабость, за которую я тебя порицала, казалась мне почти что добродетелью… Меня, против воли моей, восхищали в тебе те черты, за которые я осуждала бы другую женщину. Словом, даже в то время я всегда подходила к тебе с чувством невольного уважения. Лишь по несказанной своей доброте, лишь благодаря привычному нашему близкому общению ты сделала меня своей подругой, но по природе своей мне бы следовало быть твоей служанкой. Объясни, если можешь, эту загадку, а я ничего тут не понимаю.

Нет, все-таки кое-что понимаю, и, кажется, я даже когда-то объяснила такое положение: ведь твоя сердечность животворно действует на всех окружающих, — влагает в их душу что-то новое, хорошее, и они поневоле питают к тебе почтение, чувствуя, что без тебя в них не было бы этого. Признаю, я оказала тебе важные услуги, да ты так часто об этом вспоминаешь, что мне нет никакой возможности забыть о них. Без меня ты бы погибла, не отрицаю этого. Но ведь я только заплатила тебе свой долг. Возможно ли человеку постоянно видеть тебя и не поддаться исходящему от тебя очарованию добродетели, не проникнуться сладостным чувством дружбы? Ужели ты не знаешь, что всякого, кто приблизится к тебе, ты сама наделяешь оружием для того, чтобы он стал твоим защитником, и у меня перед другими лишь то преимущество, каким обладали телохранители Сезостриса[194]: я твоя ровесница, существо одного с тобою пола и была воспитана вместе с тобою. Как бы то ни было, но Клара, сознавая, что она не стоит своей сестры Юлии, находит себе утешение в том, что без Юлии она была бы еще хуже; и, кроме того, сказать по правде, я полагаю, что мы с тобой очень нужны друг другу и мы обе очень много потеряли бы, если бы судьба нас разлучила.