По какой-то причине это показалось мне окончательной мерзостью. Я разрыдалась, закрыв лицо ладонями и вздрагивая.
— Они никогда не смоются, — услышала я свой голос. — Никогда не смоются. Мне никогда от них не избавиться.
— Есть средство, — сказал Эллиот. — Все хорошо, Джоан. Есть крем, уничтожающий пятна чернил для множительных аппаратов на руках операторов. Завтра я возьму немного в банке. Все отчистится, — в его голосе слышалось смущение. — Не плачь так. Все сойдет.
Но я продолжала рыдать, и через некоторое время мама повела меня наверх. Она раздела меня в моей комнате и уложила в постель, не произнося ни слова. Я сразу же уснула, погрузилась в темноту, настолько уставшая, что даже короткий спуск в забытье вызвал во мне слабость и головокружение. Если бы не мгновенный сон, я скатилась бы с кровати.
Глава 11
Пробуждение было неприятным. Я проснулась с натянутыми нервами и сжатыми под одеялом кулаками. Мне сразу стало понятно, где я нахожусь, и мозг начал с трудом шевелиться от потока воспоминаний.
Каждая косточка моего тела ныла. Я чувствовала себя так, будто меня били тяжелой доской. Слегка пошевелив под одеялом ногами, я мгновенно покрылась холодным потом от вспыхнувшей боли.
Затем передо мной возникло лицо Джо. Оно появилось почти мгновенно, четкое, в том белом свете, смирившееся, вялое, почти лишенное сознания, безнадежное. Слезы навернулись мне на глаза, но задержались на ресницах. Плакать больше было не о чем.
Сильный, сочный солнечный свет падал на мою кровать. Это был дневной свет, и я поняла, что спала долго.
Я встала, постанывая от боли, наполнила ванну очень горячей водой и погрузилась в нее. Мне хотелось расслабиться часок.
Увидев под зеленоватой водой пятнышки на своей правой руке, я выскочила из ванны, словно пойманная на крючок рыба, подошла к шкафу и впервые за несколько дней, казавшихся неделями, надела свежую одежду. Я очень аккуратно причесалась, подкрасила губы, напудрилась и минут через пятнадцать стала выглядеть более или менее прилично.
Посмотрев на себя в зеркало, я увидела чужое лицо. Последние дни изменили меня. Я потеряла фунтов пять, и мои щеки немного ввалились. Но внешние изменения никак не могли сравниться внутренними. Из зеркала на меня смотрела меланхоличная девушка. Грусть являлась самим ее существом, запятнала душу. Я знала, что никогда не смогу избавиться от этих пятен, даже с помощью самого лучшего крема в мире.
Я быстро спустилась вниз. Была половина третьего. Завтрак, словно по волшебству, ждал меня на столе.
Я видела все новыми глазами, словно отсутствовала дома многие годы. Белла, однако, не чувствовала этого.
Когда я взяла апельсиновый сок, она вошла с яичницей и оказалась первым встретившимся мне человеком с блеском сильнейшего любопытства в глазах, любопытства, которое никогда не удовлетворить даже мельчайшими подробностями. Хотя потом мне пришлось сталкиваться с подобным. Каждый, кого я встречала на протяжении нескольких последующих недель, имел такой блеск во взгляде.
А сейчас я просто стояла, выпила апельсиновый сок, потом сказала: «Привет» и принялась за яичницу, просто умирая от голода.
Я всегда ненавидела Беллу. Теперь мое отношение к ней нисколько не улучшилось.
— Твоя мама наверху, — сообщила Белла. — Мадам неважно себя чувствует.
То же самое презрение в голосе. Она умела любое, даже самое простое заявление сделать многозначительным и отвратительным. Они с Эллиотом очень подходили друг другу.
— О, — вздохнула я. — Как жаль.
— Она очень расстроена, — сказала Белла. — Мистер Палма сейчас придет. Вы должны зайти в полицейский участок.
В животе у меня похолодело.
— Зачем? — секунду спустя мне, захотелось треснуть себя посильнее. Белла именно этого и ждала. Я угодила в подлую ловушку.
— Не знаю, — невинно ответила горничная. — Я ни разу в жизни не была в участке.
И, счастливая, она ушла. Итак, я была дома. Белла даже не поинтересовалась, все ли со мной в порядке, не проявила ни малейшего участия, ни симпатии. Я задумалась, зачем я вообще вернулась сюда. Почему я не заставила Джо уехать со мной согласно нашему плану? Почему? Почему?
Через пять минут пришел Эллиот. Он был сама активность. Пока он с плохо скрываемым нетерпением ждал, когда я допью кофе, я следила за ним и поняла, что для отчима случившееся одинаково тревожно и приятно. Ему было абсолютно наплевать на похищение. Оно интересовало Эллиота постольку, поскольку показывало его превосходство над другими… даже над таким раздавленным червяком, как Жозеф Вито, мой незадачливый похититель.
— Ты выглядишь уже получше, — прохладно заметил он. — Слава Богу, ты молода. Ты перенесешь это легче, чем твоя мама.
— Что с мамой? Эллиот усмехнулся.
— Женщины. Тебе ничего не грозило. Я говорил ей, что тебе ничто и не будет грозить.