Юная Невеста

– Но по-прежнему с книжицей в кармане. Идиотизм: нужно было выбросить все, что женщина, которую я так любил, оставила после себя, но как это сделать, ведь это как кораблекрушение, вокруг плавает целая уйма вещей, самых разных, в подобных случаях. И никак не удается по-настоящему навести чистоту. Да и нужно уцепиться за что-то, когда уже не можешь плыть. Вот почему эта книжица лежала у меня в кармане тогда, в кафе, а ведь прошли уже месяцы с тех пор, как все было кончено. Но книжица лежала в кармане. Я назначил свидание женщине, ничего такого важного, женщина не была какая-то особенная, я едва ее знал. Мне нравилось, как она одета. Она смеялась красиво, только и всего. Говорила мало, и в тот день, в кафе, говорила так мало, что я впал в ужасную тоску. Тогда я вытащил книжицу, стал рассказывать – вот, дескать, только что купил. Вся эта история ей показалась очень странной, но до какой-то степени любопытной, она немного расслабилась, начала меня расспрашивать, завязался разговор, я чем-то рассмешил ее. Нам стало проще, даже приятнее. Она мне показалась красивее, время от времени мы склонялись друг к дружке, забывая о людях за соседними столиками, только я да она, это было восхитительно. Потом настала пора ей уходить, и нам показалось естественным поцеловаться. Я смотрел, как она идет по улице, походкой, притягивающей взгляд, и исчезает за углом. Потом опустил глаза. На столике стояли наши два бокала с анисовкой, наполовину полные, и лежала голубая книжка. Я оперся рукой о книжицу, и меня поразила мысль о ее безграничном безразличии. В нее было вложено столько любви, и преданности, и поклонения, со времен Терри и до моих; столько жизни наилучшего сорта: но она оставалась ничем, она не оказала ни малейшего сопротивления моей маленькой подлости, не возмутилась, лежала себе и лежала, готовая к следующему приключению, полностью лишенная постоянного смысла, легкая и пустая, словно родилась в этот самый миг, а не возрастала в самой сердцевине стольких жизней. Тогда я вдруг осознал наше поражение во всем его трагическом масштабе и почувствовал, как меня одолевает невыразимая, окончательная усталость. Может быть, заметил, как что-то внутри меня сломалось навсегда. Я скользил на некотором расстоянии от предметов и чувствовал, что никогда не смогу вернуться вспять. Я дал себе волю. Это было изумительно. Я ощущал, как вся тоска, вся тревога растворяются во мне и исчезают. Я очутился в сияющей безмятежности с редкими прожилками печали и узнал землю, которую всегда искал. Люди, меня окружавшие, увидели, как я засыпаю. Вот и все.

– Не думаете ли вы, что я поверю, будто вы спите долгие годы из-за такой дребедени…

– То была лишь последняя дребедень из внушительной серии ей подобных.

– Например?

– Предательство вещей. Знаете, о чем я говорю?

– Нет.

– Это очень поучительно: обнаружить, что предметы не несут в себе ничего из того смысла, который мы им придаем. Достаточно косвенного обстоятельства, малейшего смещения траектории, и в единый миг они становятся кусочком совсем другой истории. Думаете, это кресло изменится, выслушав мои речи или дав приют вашему телу и моему? Возможно, через несколько месяцев кто-нибудь умрет в этом кресле, и каким бы незабываемым ни оказался для нас этот вечер, оно даст приют той смерти, и баста. Сделает это наилучшим образом, словно его и сколотили специально для такого случая. И никак не отреагирует, когда, может быть всего лишь час спустя, кто-нибудь рухнет в него и захохочет над похабной шуткой или расскажет анекдот, в котором покойный предстанет совершенным болваном. Видите, какое бесконечное безразличие?

– Это так важно?

– Конечно. В поведении вещей мы изучаем феномен, который обнаруживается понемногу во всем. Поверьте, то же самое можно сказать о местах, людях, даже чувствах; безусловно, об идеях.

– То есть?