Потворствуя, отвлекаюсь на Граймса. Рик захватывает носом немного воздуха. Он медленно, но верно ломается при виде заломленной за спину руки Карла. Неудивительно. Помнится, как отец прибыл в общину, чтобы забрать меня, а вдобавок прихватил Карла. И каким же невзрачным и гнусным он выглядел.
— Пап, идите, — отзывается Карл.
— Нет, — лепечет Мэгги. На глазах выступают слезы. — Мы не можем сдаться. После всего!.. После того, что он сделал с нами, с Гленном, мы не можем опустить руки!
— Идите, — повторяет младший Граймс. — Пап…
— Нет… пожалуйста… давай я пойду вместо него, — молит Рик моего отца, стараясь не стучать испуганно зубами, но тот непреклонен. — Я сделаю все…
К превеликому поражению, отец в эту секунду видится иным: смягченным и умиленным. На улице слишком жарко, как для утра. Со лба на нос стекает испарина, которую он смахивает, а затем декламирует тихонько:
— Рикки-тикки, не ссы. Я не собираюсь никому сворачивать яйца, отрезать руки и выкалывать глаза, а тем более — убивать.
Граймс в замешательстве. Та сторона, на которую направлены ружья, говорит о своем; другая сторона, что готова бороться за сына любой ценой, на ушко ему шепчет совершенно другое.
— Рик, я не буду никого убивать, — кладет руку на сердце. — Даю слово, что твой парниша в очередной раз останется в целостности и сохранности. В прошлый раз я его даже накормил, Челси не даст соврать. А теперь, пожалуйста, не ебите мне мозг.
Рик качает головой. Нижняя губа трясется. Стучит зубами и издает жалостливый писк.
И тут папу будто обволакивает пелена соболезнования. Он пропитывается сочувствием и понижает голос:
— Я не причиню вреда ни твоему сыну, ни реднеку. Просто поговорю. Рик, я тоже отец, так что будь уверен, что твое чадо в безопасности, — из его горла вырывается звонкий смех. — Черт, говорю о нем как о побрякушке. Послушай, Рик, я человек слова. Поступаю по справедливости, и скажи, что это не так. Даю слово, что твой сынок сохранит свою целостность. А пока, Спасители, покажите им, где выход.
Возгласы резко обрываются. Притуляюсь спиной к двери клетки и прикрываю глаза. Когда мы были почти у цели, все полетело к чертям — так всегда. Как-то не верится, что сейчас я сижу так близко к Дэрилу и Карлу, но при этом нас разделяют несчастные несколько сантиметров крепкой преграды. Не вижу их, но чувствую, как по воздуху разносится горечь и безысходность. Мы были так близки к цели! И из-за меня… из-за моей непредусмотрительности и веры в то, что для меня нет преград, теперь в ловушке.
— Извините… — сквозь слезы шепчу слова прощения, но голос мой не теряет твердости. — Я думала, что смогу справиться. Что смогу обвести вокруг пальца этого старого хера, но все это время водили вокруг пальца меня.
— Ты только не разрыдайся, малая, — язвительно отвечает Дэрил. — Возьми себя в руки и подумай, как бы нам отсюда свалить.
Его слова проносятся мимо меня, и я продолжаю распускать нюни. Но слезами делу не поможешь — его правда.
— Я придумаю, как вас отсюда вытащить. Мне нужно как-нибудь связаться с Александрией или Хиллтопом, — потираю костяшки на кулаках и похрустываю пальцами. — Я заставлю Юджина помочь нам в войне, хочет он этого или нет.
Опять наступает тишина. Зарываюсь лицом в ладони и отгоняю противные мысли о произошедшем за эти два дня. Такое ощущение, что моя аура состоит из сплошной драмы: сколько себя помню, спокойно с кем-нибудь пообщаться не в моем стиле. Вот почему все это время я избегала групп и предпочитала гордое одиночество — чтобы лишний раз не привязываться.
— Твой отец же будет с нами разговаривать по душам, — отчеканивает Карл. — Мы узнаем, что ему нужно, и там уже что-нибудь придумаем. Сейчас гадать бесполезно.
Снова тишина. Она затягивается. Скоро придет отец. Он ненадолго разрешил мне побыть с друзьями под присмотром Дуайта, который сейчас спешит к другому концу коридора, где, прикуривая, стоит его бывшая жена. Он подходит к ней и пытается поговорить, но она… уходит и оставляет его наедине с собой.
«Видимо, не только у меня в личной жизни творятся катаклизмы».
— Дурында, — привлекает внимание голос Карла. Он старается изо всех сил сохранять оптимизм, хотя не скрывает своих злобы и подавленности.
— Чего тебе, придурошный? — хихикаю и вытираю красные глаза.
Как лучик света в темноте, Карл вытягивает меня из того злополучного болота и помогает расслабиться.
«Как мне повезло с таким другом».
— По-прежнему отзываешься на свое прозвище. Мне нужно было проверить, работает ли оно до сих пор.
— Работает, — подыгрываю ему. Нечто наподобие смешка слетает с губ Диксона. — Кстати, Дэрил, — увлеченно начинаю я и позабываю о происшествии. — Как насчет того, чтобы сдержать слово? Помнишь, как обещал дать пострелять?
— Нашла время припомнить, — уже более грубым тоном отвечает он.
— Почему ты такой мудак? — проговариваю я это холодно и безэмоционально, но не намерена оскорбить его. И Дэрил это знает.
— Челси, Дэрил не мудак, — вмешивается Карл. Невзирая на посыл фразы, голос его веселый.
— Он мудак. Хороший мудак.
— Знаешь, почему я такой мудак?
— Интересно будет узнать.