Юнармия

– Только-только «Победа» проскочила стрелку, а из­дали грохот. «Победа» полным ходом назад за стрелку. Командир высунулся и кричит: «Делай стрелку, а не то пулю в лоб!». Ну, сделали стрелку. Пошла платформа с булыжником на запасный путь, а там стоит состав, товар­няк… Ну, и наломала же она дров! Булыжник по всему пу­ти валяется, а от платформы одни щепочки. Ох и доста­лось бы «Победе», кабы она на две минуты раньше вышла. Валялась бы теперь где-нибудь под откосом, как ведро ды­рявое… Ай да ловкачи! Ай да молодцы большевики.

Три дня простояла «Победа» у нас на станции. Боялась, видно, на фронт идти, ждала подкрепления. И только ког­да пришли новые силы – пехота и кавалерия, броневик снова двинулся на фронт.

Вперед он выслал усиленный дозор – слева конный взвод и справа конный взвод.

Нагнал на него страху наш булыжный экспресс…

Глава XXI У РЯБОГО АТАМАНА

Больше месяца крутила вьюга, а потом как-то сразу на­чалась у нас весна. Снег почернел и опал, от земли пошел густой сизый пар. В Кубань поползли целые реки талого снега, извиваясь и нащупывая дорогу, как слепые котята. Мы уже полушубки поскидали и в марте месяце бегали по улице в одних рубашках.

Но настоящая весна пришла только с первым дождем. Над Кубанью спустились широкие и темные, как пыль, дождевые рукава. Забулькали лужи. Стало темно. Так темно, что еле-еле виднелись дома через дорогу.

Мы с Васькой стояли под навесом Кондратьевских но­меров и выжимали из своих слинявших рубах синие ручьи воды.

Вдруг из-под соседнего навеса к нам перебежали два казачонка в плисовых штанах. Тоже мокрые, будто прили­занные.

Один, побольше, нагнул голову в мокрой папахе и, огля­дев Ваську, спросил:

– А ты чей?

– А тебе на что?

– Иногородний?

– Казак.

– Врешь, по штанам вижу и по рубахе что иногород­ний. Казаки в таких рядюшках не ходят. Говори, где жи­вешь?

– У черта на куличках, у куркуля в хате, а тому, кто спрашивает, дуля, – спокойно сказал Васька, скручивая рубаху жгутом и выжимая из нее последние капли.

– А мы с обыском к вам пойдем, – сказал другой ка­зачонок, щуплый и пониже ростом.

Васька засмеялся.

– Ты сперва штаны подтяни, атаман кубанский, куку­руза на учкуру! Мандат у тебя есть на обыскные права? Ну, показывай!

– Найдется, глянь-ка сюда!

Васька и моргнуть не успел, как казачонок в белой па­пахе огрел его свинчаткой по голове.

Васька скорчился и схватился руками за голову.

На соседнем крыльце крикнули:

– Ай да белая папаха! Ай да молодец!.. А ну-ка дру­гого по уху стебни!

Я оглянулся и увидел, как, сгибаясь под проливным дождем, бегут к нам еще двое казачат, а за ними рослый бородатый казак в черкеске с белыми газырями.

Я быстро перемахнул через дорогу.

Васька кинулся было за мной, но поскользнулся и шлепнулся в лужу. Из-под рубашки у него выскользнул револьвер.

Казачонок в белой папахе в один миг налетел на ре­вольвер, как ястреб на ящерку.

– Оружие!

Васька вскочил и схватился за дуло револьвера, но бо­родатый пнул его ногой.

Васька выпустил револьвер из рук и опять плюхнулся в грязь.

Казачонок сел на него верхом и стал месить его, как тесто в макитре.

А бородатый казак вертел в это время перед самым носом Васькин револьвер и бормотал:

– Бульдог! Нет, не бульдог, пожалуй, бульдог поко­роче и потолще будет. Это не иначе, как стейер. Только у стейера головка пуговкой. А этот какой-то… странный, разломчатый.

Я прислушивался из-за угла и думал: что делать? За поясом под рубахой у меня тоже был револьвер, только не смит-и-вессон, как у Васьки, а браунинг.

Пустить бы из этого браунинга бородатому семь пуль в лоб, да не уйдешь ведь потом. Только Ваську погубишь, а не выручишь.

Вдруг слышу – кто-то за углом говорит:

– А другой куда утек? Тот, что побольше был? Шукай его, хлопцы!

Я шмыгнул в первый попавшийся двор, а оттуда, через заборы и переулки, вернулся с другой стороны к Кондра­тьевским номерам.

Там теперь выросла целая толпа – казаки, женщины, ребята. Все галдели, перебивали друг друга, размахивали руками.

– Чумака зацапали, комиссара большевицкого! – вы­крикивала круглоголовая коренастая казачка.

– Дура! Какой там комиссар большевицкий! – сказал высокий старик в поддевке, выбираясь из середины тол­пы. – Хлопца от земли не видать, а его в четыре руки дер­жат.

– Знаем мы этих хлопцев! – затрещала казачка. – С бомбой его накрыли – хлопца твоего!

– Дура! – спокойно сказал старик. – Какая там бом­ба – револьвер нашли азиатской какой-то системы, да и то незаряженный.

– Дорогу! – гаркнул хриплый голос из толпы.

Толпа расступилась.

Рыжий молодой казак с винтовкой вытолкнул Ваську и погнал его по дороге к станице.

Васька не плакал, а только всхлипывал. Губа у него была рассечена, глаза залеплены грязью, распухли. Одно плечо голое – рукав болтался на ниточке.

– Ну, ну, босота, шагай веселее! – сказал казак, тол­кая Ваську в спину прикладом. Васька дернул плечом и остановился.

– Не дерись! – закричал он. – А то вот стану средь дороги и с места не сойду!

Казак посмотрел на Ваську с удивлением:

– Ишь какой самолюбивый. Ну, иди, иди, а то волоком потянем.

Васька пошел.