Юнга (СИ)

— Они, конечно, будут полезны, и его следует немедленно передать в технический отдел, только…

— Что, только?

— Без огласки.

— Вы думаете?

— Уверен.

— А Зимину?

— Прошу прощения, а вашему высокопревосходительству известно, что именно хотел запросить Зимин, когда и торпеда, и документация с пленником находились в его руках?

— Замену двигателей на «Буране» по кругу за счет казны! — Едва ли не по слогам веско произнес Грозовский. — И это за вычетом причитающихся ему призовых за сбитый и сожженный японский корвет!

— Однако, Аркадий Степанович, губа у него не дура!

— Совершенно с вами согласен. И командующий Сеульской эскадрой фон Ландсберг им крайне не доволен. Зимин — ведь в том бою учудил? Проигнорировал прямой приказ командующего! Януш Феликсович рапорт написал с требованием наказания капитана рейдера «Буран» за неподчинение.

— Да, я ознакомился с этой бумагой, — отмахнулся Макаров. — Победителей не судят, Аркадий Степанович! Послушайся он, и не получили бы мы столь ценный приз! Право же, фон Ландсбергу явно не хватает решительности в деле!

— Согласен с вами, Вадим Степанович. К тому же, мы получили достоверные сигналы о наличии в штабе Сеульской базы вражеского информатора.

— Даже так? — приподнял брови командующий. — И что вы намерены предпринять?

— Ведем разработку. Есть сведения, что среди сеульских приватиров также присутствует недоверие к тамошнему руководству.

— Немедленно докладывать мне о развитии расследования! Но вернемся к Зимину, — задумчиво произнес адмирал. — Он яркий одаренный. Более того — ас! Да, человек хоть и беспокойный, но при том весьма полезный. Особенно при выполнении всякого рода щекотливых поручений. Что и доказал недавно.

— Муранов с этим может справляться не хуже, — закинул удочку контрразведчик.

— Бросьте, вы же это несерьезно, — отмахнулся Макаров. — Жаден, хитер и ненадежен!

— Прекрасные качества!

— Не для всякого дела! Да, одаренные — сложные люди. К ним нужен особый подход. Но и польза от них, при правильном отношении, — велика и несомненна!

— С этими аргументами не поспоришь. Вадим Степанович, — вкрадчиво заметил Грозовский. — Все же необходимо поставить его в рамки, иначе дисциплина на флоте, и особенно у рейдеров, развалится. Тут ведь как? Делай, как я! Следом за ним и остальные примутся своевольничать.

— С этим я согласен. Без порядка победы нам не видать.

— Если Зимин так ловок и самостоятелен, пусть справляется без сторонней помощи. Помыкается, понервничает. Поймет, кто власть, а кто обязан исполнять приказы без обсуждений!

— Что конкретно вы предлагаете?

— Ему нужен двигатель. Пообещайте.

— Но…

— А вот давать ничего не надо. По крайней мере, пока не вернется.

— Предупредить интендантов, чтобы…

— Это излишне. У ваших снабженцев и без того зимой снега не выпросишь. К тому же, если дать такое распоряжение, пусть даже негласное, информация все равно просочится. А так…

— А так штаб вроде и не при чем, — подхватил адмирал.

— Именно!

— И все-таки надо и Зимину кость бросить!

— Нет ничего проще, ваше высокопревосходительство! Вы помните погибшего лет восемь назад в Сеуле Колычева?

— Смутно. А что?

— Нашелся его сын, и Зимин принимает горячее участие в его судьбе. Хочет добиться признания.

— Колычевы — фамилия известная. Тут требуется осторожность…

— Разумеется. Но, во-первых, это побочная ветвь рода, а во-вторых, молодой человек, кажется, и впрямь сын погибшего Андрея Николаевича.

— Отчего же такое умозаключение?

— Одарен!

— Вы серьезно?

— Вполне. Хотя дар проявился достаточно поздно.

— Хм. А ведь Колычев, если я не ошибаюсь, учился в Александровском летном училище?[75]

— А до того — в Морском корпусе, как и ваше высокопревосходительство!

— Надо бы помочь сыну однокашника…

— Целиком и полностью поддерживаю ваш порыв!

Так уж случилось, что почти совсем не знавший своего спасителя Мартемьян успел крепко привязаться к отставному боцману Вахрамееву за те недолгие, но полные радости дни, что гостил на маяке. И теперь, когда они снова встретились, расставаться не хотелось категорически.

— Послушай, крестный, — с трудом подбирая слова, начал Март. — Нам нужно поговорить.

— Давай потолкуем, — с готовностью согласился тот.

— Я тут подумал, может не надо тебе на маяк возвращаться?

— Это отчего же?

— Ну как тебе объяснить… я, как ты знаешь, наследство получил. Даже дом свой есть. Мы теперь можем вместе жить…

— В приживалы зовешь, али, может, дворником примешь?

— Ну, зачем ты так? — расстроился, что не нашел нужных слов молодой человек.

— Эх, Мартемьянушка, — грустно усмехнулся отставной абордажник. — Добрая у тебя душа! Я ведь, как только узнал, что у тебя дар проявился, так сразу и понял, что не по пути нам дальше. Тебе ввысь надо, а я уже свое отлетал. Буду тебя к земле тянуть. А оно ни к чему.

— Но…

— Опять же, ты теперь благородного звания человек. Одно слово — Колычев! Ваш род с царями в сродстве… Понимать надо. Выше, разве что, князья какие-нибудь, да и то не всякие. Вот и выходит, сынок, что разные у нас дорожки. Ты уж прости, что я тебя так назвал.