Юнги (илл. И. Дубровин)

В ящиках стола лежали его ученические тетради и учебники. Он развернул тетрадь по русскому языку и на первой странице увидел жирную тройку. На второй странице стояла жирная двойка.

«Куда все это, — подумал Николай. — Тетради надо выбросить, а учебники отдать ребятам».

— Иди кушать, — позвала мать.

34

На другой день зашли Толя Зубихин и Аркаша Заводчиков. Они долго расспрашивали о школе юнгов. Толя попросил у Николая примерить бушлат и бескозырку, а потом уже не снимал их, хотя в комнате было тепло.

— Знаете, какие морские узлы бывают? -

спросил Николай товарищей и, когда те признались, что о морских узлах они только что-то слыхали, но по-настоящему ничего не знают, принялся показывать им на шнуре: — Вот этот узел вы, конечно, знаете. Это прямой узел, каким бабы и вообще все гражданские завязывают. А вот как вяжется рифовый. Попробуй, сорви его. — Он подал Толе узел, тот потянул его за один конец, потом за другой, но узел держался. — А вот, смотри. Раз!… И узла нет. Если бы найти подходящий трос, я показал бы вам беседочный и боцманский узлы. Они посложнее. А вот «кошачьи лапки».

Толя спросил:

— А почему это говорят, что корабль идет со скоростью стольких-то узлов в час?

— Неправильно говорят. «В час» не надо говорить. Просто: корабль идет со скоростью, например, тридцати узлов. Если корабль проходит один узел, то значит, что проходит он одну милю в час. Миля и есть узел. А чему равняется одна морская миля? Одной тысяче восьмистам пятидесяти двум метрам. Есть еще кабельтов. Это десятая часть мили.

Потом Николай рассказал о Соловках, о множестве рыбы в озерах, о древнем кремле.

Аркаша слушал внимательно, а потом сам рассказал другу, как они, ученики седьмого класса, собирали металлический лом, готовили подарки для бойцов фронта, организовали тимуровскую команду и помогали семьям тех, кто воевал.

— Толина фюзеляжная модель, — сказал Аркаша, — установила новый городской рекорд.

— Правда, Толик?

— Правда.

— Трави баланду! — усомнился Николай скорее для того, чтобы щегольнуть морским словечком.

— Нет, правда, правда.

— Трави до жвака-галса!

— А что такое жвака-галс[11]?

Николай снова овладел вниманием товарищей. Он рассказывал, а его слушали. Теперь он чаще вставлял «полундру», «амбу», «курс», «дрейф», «пеленг» и другие мудреные морские слова.

Аркаша все-таки выбрал момент в Николаевой трескотне, спросил:

— Захаров как там?

— Ничего, вкалывает.

Толя сказал:

— А отец его здесь, в городе.

— Ну?!

— Правда, правда. По ранению приехал.

С костылями ходит. В ногу ранили его. Мы ему сказали про тебя. Обещал зайти к вам.

— Вот здорово! Гурьку бы сюда. Нельзя. Не отпустят.

— А тебя отпустили?

— Меня? У меня мать больная. Врач телеграмму заверил.

Николай почувствовал себя неловко и заторопился пригласить друзей на вечер, который решила устроить мать в честь его приезда.

Василий Михайлович Захаров зашел к Лизу-новым в тот же день.

— Моряк! — воскликнул он, глядя на Николая. — И Гурька мой таким же манером одет? Моряки — сила! На юге фашисты зовут их «черной смертью». Очень боятся фашисты моряков.

Он то вертел в руках костыль, то клал его рядом с собой на стул, то ставил и опирался на него.

— Гурьян-то там как, а?

— Служит.

— Служит? Ишь ты! А школа ваша где находится?

— На Соловках. Остров есть такой в Белом море.

— Там монастырь, что ли, до революции был?

Николай рассказывал о Соловках, о том, как ехали туда, как строили землянки, об учебе и первых выходах в море.

Василий Михайлович слушал, кивал головой, вздыхал, а иногда удивлялся:

— Скажите, а!

— В конце он справился:

— А фашистские самолеты у вас не бывают?

Ну, это хорошо, если они, подлецы, туда дорогу еще не узнали. Я думаю поехать на Соловки. А что мне здесь делать? Воевать я пока не могу, так хоть с сыном повидаюсь. Сам-то ты когда собираешься обратно уезжать?

— Он еще поживет дома, — вмешалась Алевтина Сергеевна. — Отпуск у него кончится через восемь дней, тогда и поедет.

— А… Конечно, конечно, пускай поживет, отдохнет. — Василий Михайлович расспросил Николая о дороге и сказал, что завтра же оформит документы и отправится в путь. Он ушел, отказавшись от чая.

Вечером, когда к Лизуновым собрались гости, с Урала прилетел Кузьма Антонинович.

— Ну, моряк, как идет служба?

Отец обнял и поцеловал Николая, но при посторонних ни о чем больше спрашивать не стал.

К Николаю пришли Толя, Аркаша, Соня Пет-рухина и Зина Мамусина.

Соня Петрухина не спускала с Николая глаз. Она о чем-то шепталась с Зиной, бледной, застенчивой девочкой, жившей в одном доме с Николаем, через площадку напротив.

Когда закусили и напились чаю, Николай пошел со своими друзьями к себе в комнату.

Соня сказала, что в субботу в школе будет вечер седьмых классов, и Николай обязательно должен на него прийти.

Аркаша предложил написать юнгам письмо, обсудить его на вечере и потом послать с Николаем.

— О чем же мы напишем юнгам? — спросил Толя. — О двойках да пятерках?

— И об учебе напишем, — ответил Аркаша. — Ведь они тоже учатся.

— Учеба учебе рознь, — не сдавался Толя. — Как ты думаешь, Николай?