Фамилии остальных, не прошедших строгие флотские комиссии, в памяти не сохранились.
Получить долгожданную флотскую форму в тот день не удалось. Едва успели пройти комиссии, в кабинеты, где они заседали, краснофлотцы из Экипажа стали заносить какое-то мудреное оборудование. Распространился слух, что доставляемые туда приспособления и аппаратура предназначены для более тщательной проверти состояния здоровья будущих юнг. Сердце екнуло — неужели еще раз придется проходить медицинскую комиссию? К счастью, обошлось, во всяком случае для тех, кто приехал раньше других и успел побывать на обследованиях. Для нас было уготовано другое. В комнате, где мы раздевались, свежеиспеченных юнг ждал рассыльный по Экипажу.
— Всем быстро в мыльню! — скомандовал он.
Что такое «мыльня», никто из нас не знал, потому все застыли в недоумении.
— Ну, чего стоите как вкопанные? — прикрикнул он. — Сказано, пора идти в баню, значит, надо спешить.
— Банька — дело хорошее, — заметил Женя Григорьев. С этим мальчишкой я познакомился во время прохождения медицинской комиссии. Парень он был общительный, добрый, спокойный, хотя в спорах, похоже, горячий. За несколько минут я успел узнать почти всю его биографию. Мать Жени в дни, когда мы направлялись к Архангельску, переезжала в наш областной центр — город Молотов. Это обстоятельство нас очень сблизило. Григорьев сразу же стал считать молотовчан своими земляками, держался к нам поближе.
В Школу юнг Женя, как и большинство из нас, попал не без приключений. Мать Жени, Мария Никитична, работала инструктором по охране рыбных богатств. Сын любил бывать с ней в командировках. Охотно брался за весла. Вместе с ней объезжал места возможного браконьерства. Постоянная близость к воде побудила его читать
много книг о море, рыбаках, военных моряках. Проглатывал он их залпом. Постепенно и у самого зародилась мысль стать военным моряком. Впервые о своем желании Женя заявил матери в начале войны. В том, что решение сына было серьезным, она убедилась год спустя, когда в школу, где учился Женя, приехал какой-то моряк и стал отбирать ребят для учебы в Школе юнг.
В тот день Женя прибежал из школы взволнованным.
— Мама, разреши. Я так хочу стать военным моряком! — заявил он прямо с порога.
Мать выслушала сына и твердо сказала:
— Ни в коем случае!
Женя как-то сразу помрачнел, сжался, уткнулся головой в подушку. «Притворяется», — подумала Мария Никитична, ласково приподняла его голову — по щекам сына, чего никогда раньше не бывало, текли слезы.
— Я комсомолец. Стоять в стороне от борьбы с врагом не могу. Иначе перестану себя уважать, — со слезами на глазах, но твердо, по-взрослому, заявил Женя. — Я уже и заявление написал. Правда, твое согласие нужно. Распишись, пожалуйста...
И тетрадный листок в полстранички величиной оказался в руках матери. В нем торопливой рукой сына было написано:
«В горком комсомола от гр. Григорьева Е. Н.
Заявление
Убедительно прошу принять меня в Школу юнг. Очень хочу бить ненавистного врага.
К сему прилагаю свои документы.
Е. Григорьев.
5 июля 1942 года».
Делать было нечего, мать согласилась. И вот Женя вместе с нами.
— Давно в баньке не был. Все гражданские грехи
смоем, — с радостью сказал он и, подхватив свой тощий вещмешочек, первым побежал к дверям. Мы устремились за ним.
— Идите вниз по трапам. Тут недалече. Баня на барже! — кричал нам вслед рассыльный.
Прибежали. Но прежде чем мыться, пришлось стричься. Во всех четырех углах предбанника будущих юнг поджидали краснофлотские парикмахеры.
— А как будем стричься? — обращаясь к нам, спросил Женя.
— Как положено, под машинку, — спокойно, но в то же время твердо сказал вошедший пожилой моряк-банщик.
А из углов уже неслись нетерпеливые голоса лязгающих ножницами парикмахеров:
— Присаживайтесь! Не стесняйтесь! Сейчас всех под нуль оболваним...
Хоть и жаль было шевелюру, но спорить не приходилось. Краснофлотцы-парикмахеры и сами были острижены наголо.
— Длинные волосы — доброе житье для вши, — раздавая малюсенькие кусочки мыла, разъяснял банщик. — А где вша, там и хвори. Ни то, ни другое моряка не красит, на флоте лишнее, особенно в военное время — мешает врага бить.
Женя первым сел на стул готового к работе парикмахера. Его примеру последовали и мы. Не прошло и часа, как все стали лысыми, если не считать жесткой щетки торчавших во все стороны волос на голове каждого.
— А теперь раздевайтесь! Каждый свое белье и другие вещички должен аккуратно увязать в узелок, сверху, чтобы не потерялись, положить записку с указанием своей фамилии, имени и отчества. И марш мыться! — скомандовал банщик.
Натирая голову казенным мылом, безжалостно елозя