Юнгианский анализ волшебных сказок. Сказание и иносказание

Перенос и контрперенос — третья область, которая может быть исследована без вербального выражения со стороны пациента. Публикации Берлинской исследовательской группы подробно обсуждают, сколь различен инструмент узнавания, который мы имеем при внимательном наблюдении аналитиком всех тех чувств и фантазий, которые возникают у пациента и у самого аналитика с момента начала первой встречи и до самого конца интервью. Такое внимательное наблюдение и само есть источник информации относительно того, что переживает пациент. Из зафиксированного материала наших реакций контрпереноса мы можем, как правило, с большой уверенностью и ясностью разглядеть и перенос самого пациента и то амплуа, в котором формируется его поведение — последнее, в свою очередь, находится во взаимоотношении с его фундаментальным психическим конфликтом, например, ребенок, доверчиво тянущийся в протянутые руки матери, или возбужденный мальчик, боящийся строгого сурового отцовского наказания, или колдовски соблазнительное вечное дитя — puella aetema, — кокетничающее со своим анимусом, или мазохистически раболепный пациент, униженный своей тенью, взывающий к Великой Матери или Великому Отцу, умоляя о прощении. В любом случае, необходимо дать дифференцированное описание мира чувства и фантазии, констелли-рованного пациентом, и не ограничивать себя отчетом, выглядит ли пациент милым, приятным или наоборот, или способен ли он к контакту и взаимотношению. Осуществляя все это необходимо — в действительности об этом почти всегда забывают — осознавать, что в подобном процессе наличествует мощный субъективный фактор, и, соответственно, должно также принять в расчет свою собственную личность и структуру характера, относительно которых каждый должен быть осведомлен в процессе своего собственного обучающего анализа. Перенос и контрперенос всегда являются констелляциями между двумя человеческими существами, и как показывает наш опыт — с историей во втором случае, взятый готовящимися кандидатами, — при определенных обстоятельствах пациент может представить совершенно другую сторону своей личности другому аналитику, так же как характер второго анализа может полностью отличаться от первого. Конечно, нет необходимости настаивать, чтобы первый интервьюируемый эксгибиционистски описал бы свою собственную личность и собственные комплексы в первоначальном интервью. Это никоим образом не цель, а скорее первый и предварительный вопрос, касающийся способности аналитика включать эти факторы в свой рефлексивный процесс и быть осведомленным о том, что пациент часто создает совершенно иное впечатление у другого аналитика.

4. Типология

Четвертый пункт — попытка ухватить типологию пациента, занять позицию связующего звена между чистым наблюдением и присоединением вербального выражения. Здесь я намеренно говорю «попытка», потомучто мы все осознаем, что получение быстрого и дифференцированного понимания психологической типологии пациента — задача очень непростая. Часто проходит несколько лечебных часов, пока у аналитика не появляется слабая степень уверенности относительно типа, к которому пациент принадлежит. С другой стороны, мы не должны придавать этим трудностям слишком большое значение и тревожиться относительно возможных ошибок в диагнозе; прежде всего мы должны искать подтверждение наблюдаемого типологического материала, сопровождающего первоначальное интервью. Наш опыт говорит, что такое подтверждение полностью возможно после одночасового интервью. Во всех случаях мы были способны относительно быстро выяснить тип установки, так как экстравертная и интравертная установки часто могут быть ясно распознаны на основе внешности или поведения пациента. Почти всегда любая дополнительная информация из содержания, представленного в интервью, оказывалась соответствующей нашей первоначальной оценке. Способ, которым пациент представляет себя, обычно совершенно отчетливо демонстрирует, ориентируется ли он более на внешние объекты или на внутренние субъективные факторы. В этом отношении, диагноз, конечно, более труден, когда мы пытаемся оценить степень, до которой личность была подготовлена, обучена личной историей и влияниями среды, испытанными его подчиненной функцией. Это находит свое воплощение у исходно интровертной личности, пытающейся жить как экстраверт, и у изначально экстравертного индивида, стремящегося жить как интраверт. Хотя диагностика подобного состояния и важна терапевтически, сами методы, предоставленные в наше распоряжение, обычно позволяют нам распознать это только в процессе анализа, и в первоначальном интервью подобное возможно лишь в исключительных случаях.