Юноша

— Кроме убеждений, наверное, еще что-нибудь было. Более реальное, — заметил Сергей Митрофанович. — Там разберутся.

— Где это там? — вспылил папа. — Вас окружают взяточники и жулики, а честные, умеющие работать люди торгуют на улицах газетами… Держать в тюрьме старика!.. Мне органически противна эта реальная политика насилия. Политика фанатиков и догмы… Вы окружены жуликами и шарлатанами. Вот что!.. Аркадий Петрович — полезный на своем поприще. Он безукоризненно честный…

— Не воровал? Ты это хочешь сказать? — спросил Сергей Митрофанович.

— Да. Хотя бы и это.

— С этой точки и Николай Романов честный человек. Наверно, он тоже не воровал…

На этот раз Сергей Митрофанович не остался ночевать.

Вскоре в газете был напечатан список расстрелянных Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. В списке упоминалась и фамилия директора. «За участие в контрреволюционной организации по вербовке офицеров и отправке их на Дон…»

По городу ходили пьяные в военной форме и стреляли в воздух. Электричество горело только до десяти часов вечера, и то при слабом накале. Хлеба выдавали по полфунта, наполовину с мякиной. Театры и кинематографы закрылись.

Зимин пришел к Нине в жилищную секцию попрощаться. Он уезжал на фронт.

Гимназические подруги с Ниной не раскланивались. Они ее несколько раз видели под руку с Сергеем Митрофановичем. Даже Варя Хорькова, как-то встретив ее, демонстративно отвернулась и перебежала на другой тротуар.

Папа часто раздражался, злился и ругал большевиков:

— Экспериментаторы! Фантазеры! Опыт над русским народом. Несчастную Русь тащат на Голгофу! Сейчас простор дурным и зверским инстинктам… Без идеализма революция и вся жизнь — сухая арифметическая задача распределения материальных благ… Социализм — это солнце, красота и знание для народа… А здесь — насилие, жулики и авантюристы.

Нине приходилось все это выслушивать безропотно. Папа не терпел возражений. Она говорила, что вот ведь Сергей Митрофанович не жулик и Липанов, председатель жилищной секции, тоже не жулик.

— Фантазер твой Сергей Митрофанович! — кричал папа. — Фанатик!

Нина иногда встречала Сергея Митрофановича в столовой исполкома. Она вместе с ним обедала. Он был худ, бледен и жестоко кашлял. Отхаркивался в металлическую баночку, которую держал в жилетном кармане.

— Очень противно, — говорил он при этом. — Как это все некстати… Сейчас бы только жить и жить…

Руки у него были влажные, и казалось, что и высокий лоб — влажный, и виски — влажные, и волосы — влажные.

— При социализме, Нина, у людей не будут гнить легкие, — говорил он.

Она просила его заходить.

— А то меня папа совсем загрыз, — сказала она с улыбкой. — Мне с ним трудно спорить.

— А вы не спорьте. Он неисправимый идеалист. Романтик-семинарист. Обязательно загляну. Я к нему привык и люблю Валерьяна…

Весь день поспешно уходили войска. Артиллеристы рубили постромки, оставляли орудия и зарядные ящики, удирали верхом. Галопом пронеслась кавалерия, обгоняя всех. Говорили, что конец советской власти. Поезда не шли.

Еще ночью кое-где звонили колокола. А утром уже во всех церквах поднялся невообразимый звон… Встречали белогвардейцев. Буржуи на улице обнимались и поздравляли друг друга. Служили благодарственные молебны. Вышли эсеровские и меньшевистские газеты, в них целые полосы занимали письма в редакцию.

«Я, Конуркин Илья, состоял сочувствующим партии большевиков по заблуждению. Теперь выхожу из этого заблуждения и присоединяюсь к массе, чтоб идти вперед…»

«Выхожу из партии большевиков…»

«Выхожу из партии большевиков…»

«Я обманным путем была вовлечена в партию большевиков, в коей пребывала почти три месяца, но и за этот очень короткий срок, несмотря на свою слабую политическую развитость, вполне убедилась, что большевики способны только сеять разруху и междоусобные распри… Выхожу из партии большевиков».

«Я был принужден под страхом репрессий работать в канцелярии топливного отдела губисполкома. О чем и довожу до сведения всех. Прим. и пр. Геннадий Голубев… Порываю с партией большевиков».

«Многие меня ошибочно почему-то принимали за большевика. Я никогда не был в партии и ненавижу сторонников партийной ограниченности… Выхожу из партии большевиков».

«Состоя в РСДРП (меньшевиков) с 1916 года, в конце семнадцатого я примкнул к большевикам, хотя у меня и тогда с ними были принципиальные расхождения по многим пунктам, но при советском режиме, когда печать задушена, у меня не было никакой возможности высказаться об этом на столбцах прессы. Этим письмом в редакцию я сообщаю, что разделяю целиком и полностью программу эсеров. Это единственная организация, которая стоит на страже революции и доведет страну до Всероссийского учредительного собрания. М. А. Гинзбург».

«Я, Конуркин Илья…»

— Какая мерзость! — Сергей Митрофанович швырнул на пол газету и закашлялся.

Нина в соседней комнате заткнула уши. Она не могла слышать его мучительный кашель. Изредка отрывала пальцы от ушей, но он все еще кашлял.

Когда откашлялся, Сергей Митрофанович позвал Нину.

— Попросите папу.