Юность, 1973 № 02

Что ж, быт его, как уже не раз отмечалось, был не сахар. И малой доли тех передряг, которые выпали на его долю, хватило бы, чтобы не одного розовощекого энтузиаста повергнуть в уныние. Однако оптимизм Чекмарева был замешен на крутых дрожжах. Не житейским пустякам было вышибить его из седла. И не то чтобы он сдерживался, держал себя в руках, демонстрировал силу воли… Жизнерадостность, да простится мне многократное повторение этого слова, бодрость и энергия, помноженные на неистребимое любопытство, не созерцательное, а действенное, бьющее ключом, — это для Чекмарева естественное состояние. И на это тоже есть свои причины.

«Я рад, что честно могу смотреть в синие коровьи глаза, что я не изменил зоотехническому делу ради какой-то свеклы или морковки, как ты», — продолжает он свое письмо другу. И на следующей странице мы видим, как те же мысли и чувства, сдобренные в письме улыбкой, звучат патетически в написанном по свежим следам стихотворении:

По черным лесам.
по огромным равнинам.
Во всех концах
необъятной карты
Гудят призывы:
«Кадры нужны нам!
Дайте кадры!»…
«Нужны зоотехники!
Директора!»

И вот он уже по дороге на восток, пока только на практику. «Мы потратили на путешествие шестьдесят четыре часа и два часа потеряли благодаря вращению Земли. Черт бы побрал проклятую вертушку! Людям дорога каждая секунда, а она вертится». Вот и попробуй разъять здесь шутливое и серьезное. Поэтическое видение невозможно без поэтического одушевления, а оно, в свою очередь, не уживается с равнодушием, инертностью, пассивностью, ленью души или тела. Оно, поэтическое одушевление, питается непрерывной внутренней работой личности, которая и превращает в образ все, чего ни коснется взор.

В селе Еманжелинка Чекмарев натыкается на нежелание бедняков идти в колхоз. «Классовый антагонизм мешал бедноте идти в колхоз, — пишет он, нарочито парадоксально излагая мысль, — где благодаря близорукости местных работников засели кулаки… Яков Чернышев состоял членом колхоза. Яков Чернышев — кулак, об издевательствах которого над батраками ходят рассказы по всей Еманжелинке…

Комсомольская ячейка первая заинтересовалась разговорами на селе о Чернышеве… Уже в день чистки было подано несколько заявлений в колхоз, а затем выпал снег маленьких белых листочков-заявлений — хороший подарок второй большевистской весне.

«Вокзал» (так называлась улица, где жили бедняки) зашумел, заволновался. Одна за другой его хаты стали прицепляться к колхозному поезду».

Весь этот эпизод, описанный в письме к родным, занимает полторы страницы. Но только серьезный политик мог так глубоко разобраться в ситуации, только человек, знакомый с дисциплиной мысли, так лаконично изложить суть. И только истинный поэт, влюбленный в предмет своего творчества, мог найти столь емкие и живые образы.

Вот он приезжает в Еткуль, не без сожаления покидая Еманжелинку. «Что такое Еткуль? Это прежде всего сеть прямоугольных улиц, так, дворов восемьсот, опушённых колючим снегом и украшенных ставнями. Затем — это четыре тысячи сердец, это восемь тысяч разноцветных глаз». Чекмарев любит эти сердца, любит весну в полях и её творческую работу: «Она в волнении сажала кляксы; не находя рифмы, она в отчаянии перечеркивала целые поля. Однако я верю в её талант».

Весну, как, впрочем, и зиму, он записывает себе в союзники. «Право, можно подумать, что зима записалась в ударницы и снова принялась за работу. Ведь уже начались разговоры о том, что снегу мало, что предстоит неурожай. Эта мысль, придя, сразу попросилась в стихи… рискну их выпустить на этой странице. Не пропадать же добру —!».

И вот несколько строк из стихотворения:

Отбалагурив
и отсвистев,
Уходит
зима на покой.
И так и ушла бы,
если бы
степь
Не начала речи такой:
«Послушай, зима!..»

Цитаты могут показаться чересчур длинными, но и сократить их не поднимается рука. Ведь перед нами лаборатория поэта. Творческий акт — его зарождение, движение, результат:

Так падай,
падай,
ударный снег.
Усеивай степи вокруг!
Ты нужен
второй
большевистской
весне.
Ты пахарю —
верный друг.

«Эти стихи, — продолжает Чекмарев, снова переходя на прозу, — согревали меня долгой дорогой. В самом деле: если при умственном труде затрачивается энергия (а это так и есть), то, по законам физики, часть её идет на теплоту. И ей-богу, когда я находил нужную строчку, то сразу, как ток проходил по телу, и даже окоченевшие ноги согревались».

Читая эту книгу, как бы заново открываешь, что стихи и смиренная проза сделаны из одного теста.