Юность

— «Евгений Прокофьевич! Дело ещё в том, что я поступил в дневной институт! Но меня из-за иностранцев перевели на вечернее отделение!? И у меня теперь занятия всегда по вечерам! Так что, извините! Самому жалко!» — объяснил бывший подопечный умоляющему его тренеру.

— «Жалко! Очень жалко! Ты ведь был у меня самым перспективным игроком! Я даже тебя в сборную предлагал! А с поступлением в институт поздравляю! Ты, в случае чего, приходи, с удовольствием возьму!».

— «Спасибо, вам, Евгений Прокофьевич! Я буду это иметь ввиду! Здоровья и успехов вам!» — тепло распрощался Кочет с Климановым.

Глава 4 Неудача (сентябрь 1966 — март 1967 года)

Новый учебный год у учащихся и студентов СССР начался в четверг.

Утром Настя Кочет пошла в десятый выпускной класс 15-ой реутовской школы. Варя Гаврилова — на второй курс Первого мединститута имени И.М. Сеченова. Поэтому в впервой половине дня со Славиком опять сидела Ольга Ивановна. А Платон Кочет, но вечером, — на первый курс Московского Института Народного Хозяйства имени Г.В. Плеханова.

Уже известным маршрутом — пешком от дома до станции Реутово, далее на электричке до Курского вокзала, потом на троллейбусе «Б» до Большого Строченовского переулка, и далее пешком до дома № 36 в Стремянном переулке Платон прибыл на занятия в Плехановский институт.

В первые дни учёбы Кочет отвёз в Райвоенкомат справку из института и аккуратно посещал все лекции и семинары, получая от этого удовольствие.

— А как хорошо учиться и не работать!? Есть свободное время! Жалко только, что в первой половине дня — к Варе и Славке не съездишь! А ведь скоро надо будет идти работать и принести справку в институт!? — размышлял Платон о новых плюсах и минусах в своей жизни.

— «Сын! Имей в виду, что институт это не школа! Никто с тобой там нянчится не будет! Тебе теперь надо дома заниматься самостоятельно, прежде всего, очень много читать! Поэтому ты не затягивай свои домашние занятия — читай! А то потом в сессию ты просто не успеешь всё прочитать!» — учил Платона опытный в этом деле отец, видя, как тот по утрам не занимается, а праздно прохлаждается.

И Платон внял аргументу предка, сев за учебники.

В эти будние свободные для него дни, когда сестра была в школе, а мать на работе, он с утра ходил в магазины за продуктами. Стоя в очереди за молоком, он невольно услышал очередной вопрос продавщицы, обращённый к стоящей впереди него старушке, попросившей сыру:

— «Бабушка! Вам порезать, или кусочком?!».

— «Да, да, милая, порежь кусочком!» — неожиданно согласилась та, рассмешив Платона и очередь.

А вечером того же дня, сев в свой троллейбус «Б», Платон на следующей остановке напротив магазина «Людмила» услышал от резко вскочившей пассажирки:

— «Ой! Это уже остановка магазин «Оксана» у Курского вокзала?!».

— «Да! … Светлана!» — подтвердил он ей.

— Водитель ведь должен объявлять остановки!? Наверно за день у него язык устал? Или он нерадивый? — предположил студент.

А на следующий вечер он почти на том же месте услышал обрывок разговора двух, вошедших в троллейбус, дорожных рабочих:

— «Я смотрю, Васька совсем замкнýтый стал?!».

Но самое смешное произошло уже на занятиях в институте.

Лекции по истории КПСС читались сразу всему курсу и проходили в большом зале-амфитеатре с отличной акустикой. Да и места были удобны — отовсюду было хорошо видно преподавателя, доску и всех по бокам и ниже сидящих студентов, среди которых большинство составляли девушки. От такого изобилия симпатичных и видимо умных студенток у Платона поначалу даже глаза разбежались. Но вскоре он усомнился в этом.

Когда преподаватель сообщил студентам, что они должны обязательно изучить работу В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» сидевшая слева от Кочета девушка неожиданно переспросила его:

— «Как?! Как он сказал? Империализм и империокритинизм?!».