Юность

— «Как кому? Мне! Я же здесь потом сам играть буду! И перед товарищами мне не стыдно будет! А ты халтурщик! За такую работу раньше три шкуры спускали, а тебе по сегодняшним меркам морду можно набить! Я в футбол с тобой больше играть не буду! Не приходи! Я раньше не знал, что ты такой подлый!?» — поставил Кочет наглеца на место, больше с ним не разговаривая.

А Бориса, бросившего лопату и рукавицы, уже и след простыл.

Когда Платон уже без Бориса заканчивал копать свою часть поля, то он специально не стал смыкать борозды, чтобы было видно разное качество работы на их половинках.

— Пусть те, ко придёт копать за нами, увидят халтуру и может подправят? — решил он, относя на склад лопаты и рукавицы.

— «Пётр Матвеевич! И я свою часть работы закончил!» — сообщил он директору.

— «А этот, твой напарник — ударник, где?!».

— «Так он давно закончил и убежал! Я чуть по морде ему не дал за такую халтуру! Идите, убедитесь! Мой участок самый дальний, у углового флага!» — ответил Кочет.

— «А ты молодец! По-честному работаешь! Как фамилия?».

— «Кочет! Платон!».

— «Спасибо тебе, Платон Кочет! Пойду, посмотрю!» — попрощался он, добродушно улыбаясь.

Домой Платон шёл с чувством установленной справедливости.

— А я не заложил Борьку! Не предал, а восстановил справедливость! А если все так будут работать, когда контроля нет?! Какую и когда мы построим материально-техническую базу коммунизма?! — по дороге рассуждал он.

В два последующих выходных дня Кочеты опять работали на даче, а Настя там же готовилась к экзаменам, под яблоней развалившись в раскладном кресле. Погода была уже жаркой и солнечной, и лишь ранним утром под воскресенье прошёл небольшой дождь.

В этот раз Алевтина Сергеевна ещё в субботу уже как следует прожарила постельное бельё, после чего жар солнца ощущался под одеялом, на подушке и даже под простынёй. Из-за дождя в воскресенье встали позже, отоспавшись за всю неделю. И в этот раз все члены семьи за исключением, сидевшей в теньке Насти, заметно загорели.

А в понедельник вечером 22 мая Насте Кочет отметили семнадцатилетие.

Тем временем увеличилась напряженность на Ближнем Востоке, когда 23 мая президент Египта Гамаль Абдель Насер объявил о закрытии залива Акаба для прохода судов и кораблей стран, поставляющих стратегические грузы в Израиль.

— «Видимо дело идёт к войне?!» — прокомментировал новость Пётр Петрович.

Но Платона напугала не эта международная новость, а новость на работе. Всех работников предприятия переводили на новые пропуска.

Одновременно всем работникам их цеха, проживающим в Реутове, объявили о переводе их в Гагаринскую проходную.

И Кочет, как житель Реутова, оказался в «Гагаринской» проходной № 2.

И хотя ему от дома до неё стало идти чуть ближе, а на территории до цеха — чуть дальше, при общем том же времени в пути, но ходить с предприятия на станцию ему стало намного дальше. Особенно это касалось бы тех вечеров, когда ему надо было бы сразу ехать в институт или особенно летом утром приезжать на работу с дачи.

Но самой главной для него причиной, по сути являвшейся единственной, стало отсутствие возможности по пути на работу и с работы иметь шанс встречи со своей любовью Таней Линёвой.

И, несколько дней проходив через другую походную, Кочет обратился к своему руководству с просьбой вернуть его в Центральную проходную, мотивируя это ещё и тем, что часто ночует у отца в Москве.

Но руководство цеха не смогло помочь своему работнику, сославшись на большую перегруженность Центральной проходной. Однако Кочету повезло. В их цехе нашёлся работник с прямо противоположным желанием. Это был слесарь-ремонтник Иван Острецов. Поэтому Острецов с Кочетом и с завизированными руководством цеха своими заявлениями пошли вместе к начальнику ВОХР и тот без сомнения поменял их местами.

Довольные, возвращались они в цех.