Юность

— «Будет для сестрёнок гербарий! — покрутила она букетом в воздухе — Красиво! Да?».

— «Да! Очень! Ты у меня прям художница!».

— «А все мои положительные эмоции передаются ребёнку! И наоборот! Так что не расстраивай и не нервируй меня!».

— «А смешить можно!».

— «Конечно! Ты же у меня в этом деле мастак!».

И Платон стал стараться. А это у него легко получалось. Ибо Варя понимал его юмор, и поощряла остроты.

— «Ой! Я мороженое захотела!».

— «А ты не боишься за горло?».

— «Нет! Я буду лизать потихоньку. Это же он просит!» — опустила она глаза вниз.

Платон купил один брикет, но Варя дала ему попробовать. Так и шли они долго теперь по набережной, смеясь облизывая брикет и губы друг друга.

— «Давай всё же попьём и горячего!» — предложил он из-за разгулявшегося аппетита.

Они повернули назад направо, нашли кафе, и насладились большими порциями кофе с такой же большой ромовой бабой. Заодно сидя отдохнув, пошли на выход и далее по Крымскому мосту к метро. От Таганской, как всегда, их путь лежал вниз к устью Яузы.

— «Варь, уже поздно! Я не буду к вам заходить, хорошо!».

— «Конечно! Ведь мои тебя скоро не отпустят! А Алевтина Сергеевна наверняка будет волноваться!?».

— «Кстати! Нам в октябре обещали телефон уже поставить!».

«У! Здорово! Главное вовремя!».

И они нежно распрощались.

— «Варюха! Я тебя очень люблю! Я счастлив, что у нас с тобой будет наш малыш!».

— «И я тебя люблю, Платошка! Очень, при очень!» — снова впилась она в густо красные губы Платона.

— «Позвоню в следующую субботу!» — на прощание шепнул он.

Домой счастливый Кочет летел, словно на орлиных крыльях. Самое трудное было скрыть свою радость от мамы.

— Но она подумает, что я просто рад долгожданному свиданию! — успокоил себя он.

— «Платон! Ты сегодня слишком возбуждён! У тебя очень сильные эмоции! Смотри, это может сказаться на твоём сне!» — взволновалась мама.

— «Как это? Не засну что ли?».

— «Нет, хуже! Ты помнишь, когда последний раз опрудонился?!».

— «В Минске!».

— «Да, когда у тебя было слишком много впечатлений, а ты устал!».

— «Да я ещё чаю на ночь опился!».

— «Так что будь осторожен!».

— «Да нет! Сейчас совсем другой случай! Да и время другое, и я другой!» — радостно улыбнулся он матери.

— «Вижу, у тебя уж слишком хорошее настроение!».

И утром в школу Платон пришёл в весьма приподнятом настроении.

— «Ты что это сегодня уже с утра такой радостный?! Вчера Динамо что ли выиграло?» — спросил его сосед по парте Саша Сталев.

Но неожиданно получил дружеский, но чувствительный подзатыльник от обычно весьма сдержанного друга.

— «Конечно, пацан, есть причина! Извини, Санёк!» — тут же извинился Кочет за слишком сильное и излишне панибратское выражение эмоций.

Он теперь не дорожил дружбой со Сталевым, так как тот, пользуясь плохим зрением Платона и его зависимостью от себя, в трудные и ответственные моменты не говорил Кочету, что написано на доске и бывало долго не давал списать из своей тетради.

Платон даже как-то иносказательно намекнул Сталеву на его подлость.

Когда на уроке литературы зашла речь об этом человеческом пороке и Маргарита Викторовна попросила учеников привести примеры, Платон первым привёл пример:

— «Подлость — это положить камень в протянутую руку, просящего милостыню, слепого нищего!».

Но до железного Сталева это не дошло.

К этому времени Платон очень сблизился с Володей Лазаренко, и стал теперь считать его своим лучшим другом. Их связь оказалась не только интеллектуальной, но и духовной. Поэтому выходцы из интеллигентных семей сошлись быстро.