Юность

Разменяв свою комнату на комнату единственного соседа в квартире на улице Чайковского, он теперь жил с новой женой Эльвиной в отдельной комнате в квартире с тёщей и её вторым мужем.

В одно из воскресений и Платон побывал в гостях у молодожёнов, увидев и первую жену отца Елизавету Александровну.

Аркадий Павлович и Платон очень понравились друг другу. Старший, всегда любивший похвастаться и удивить собеседника, нашёл в младшем любознательного и внимательного слушателя, умевшего ещё удивляться и главное восхищаться.

Особенно Платона удивил белый пластмассовый кристалл замысловатой формы с гранями, местами специально обточенными и отшлифованными до прозрачности, как стекло, Через одну из его граней под прямым углом, через окно, выходящее на улицу Чайковского, поверх всего старого Арбата были отчётливо видны увеличенные верхушки кремлёвских башен со звёздами.

— «Вот это да! Получается, чтобы это увидеть, не надо высовываться в окно и смотреть в бинокль или в подзорную трубу по прямой линии!?» — искренне восхищался удивлённый Платон.

— «Так здесь ещё и увеличение многократней!» — добавил хозяин.

Поговорили они и о футболе. Аркадия Павловича, как ярого болельщика «Спартака», удивила осведомлённость Платона о сильных и слабых сторонах игры многих игроков его любимой команды.

— «А-а! Так ты, оказывается, сам играешь! Поэтому и понимаешь многое об игре!».

При расставании Пётр Петрович пригласил Аркадия Павлович составить им компанию на лыжах в Сокольниках. Тот согласился. Дело теперь оставалось за зимой.

Мужчины расстались весьма довольные друг другом.

— Да, скоро зима! Лыжи! — мечтательно подумал Платон.

А пока заканчивалась осень. Теперь она давно была далеко не золотой, а пасмурной, даже мрачной, слякотной и с мокрым снегом. В такую погоду не хотелось выходить из дома. Футбол во дворе временно закончился до полного замерзания земли и луж и установления устойчивого снежного покрова. Поэтому свободное время Платон проводил дома, в тепле и уюте наслаждаясь своими любимыми делами.

Из всех дней недели Платон больше всего любил субботние вечера.

Позади была учебная неделя, был сыгран очередной турнир по бильярду-хоккею, в комнатах уже была сделана уборка, и можно было в чистоте и не спеша заняться любимыми делами. А впереди было ещё и, полное планов и надежд, целое воскресенье. Но до лыж было ещё далеко.

В такую погоду на улицу совсем не тянуло, и можно было больше времени уделять урокам. Платон заметно подтянулся в учёбе, хотя основными его оценками всё равно пока были в основном тройки.

Лучше шли дела у Насти.

Её успехи на родительском собрании не раз отмечала их давняя, ещё с 1963 года, классный руководитель Зоя Григорьевна Щербакова, преподававшая географию ещё в 20-ой школе.

Достижения Насти отмечала и преподаватель литературы Лия Александровна Волкова. Видимо рассказы брата с детства привили ей интерес к литературе, в отличие от самого брата, давно привыкшего готовить домашнее задание по литературе по остаточному принципу.

Если русский язык письменный Платон, как и математику, делал вначале. Потом шли интересные для него предметы физика, история и география. Потом не интересные предметы — биология и химия, а позже и астрономия. То самым последним была литература, если на неё вообще оставалось время.

Правда у Платона со временем сформировалось чувство опасности, когда он вдруг остро, чуть ли не нутром, до выступания пота, жара или мурашек ощущал, что дальше уже тянуть с началом приготовления домашнего задания больше нельзя, иначе просто не успеешь прочитать материал и один раз.

Платон никогда не повторял вслух прочитанное им правило или теорему, что было конечно неправильно. Но так уж у него это с годами сложилось. Поэтому при ответах у доски он иногда выглядел недостаточно убедительным.

Теперь дома у Платона иногда появлялось время поговорить с гостящим у них отцом, спросить его о чём-либо, или просто обменяться с ним мнениями.

— «Сын! В процессе жизни человек набирается знаний и опыта, но всё равно совершает ошибки и набивает себе шишки. Хорошо, если он учится на этих своих ошибках! А ещё лучше, если он ещё и учится на ошибках других!».

Платон поднял голову и с интересом взглянул на отца, про себя подумав:

— Чему сегодня меня опять будет учить отец? Наверно опять вбивать в мою голову прописные истины?!

— «Но это удел шибко умных! А дурак, как известно, не учится даже на своих ошибках! В общем, жизнь учит!» — поделился Пётр Петрович окончанием своей сентенции.