Читаем Юность полностью

Боже, как это было давно!.. Кажется, что с тех пор прошло больше года, а ведь это было всего четыре месяца тому назад… Сколько утекло воды за эти четыре месяца… Опустил голову на руки и, в приятном полузабытье, слушаю то рождающиеся, то умирающие звуки военного оркестра. Грезится что-то далекое, милое, прошлое, успокаивающее, баюкающее душу лаской… Вот заиграли опять… Что-то заунывное и задушевное… «Лучинушку!»

– Лучи-на, моя лучи-и-нушка да березо-о-овая, ах, что же ты…

Хочется плакать от непонятной грусти о чем-то потерянном. О чем? Не знаю. Не всё ли равно, о чем!.. Холодный ветерок льется на голову, на спину, на руки… Немного холодно, но хорошо. Точно купаешься в Волге в жаркий летний день… Ах, как хорошо на Волге в жаркий летний день! Солнце припекает, как огнем, песок на берегу – горячий, словно нагретый в печке, а вода прохладная. Полежишь голый на горячем песке, а потом – кувырк в воду: сперва дух захватит от резкой перемены, а потом ничего… Только покрякиваешь от удовольствия… А потом прозябнешь, вылезешь и бух в горячий песок, как в печку! И теперь мне то жарко, то холодно, словно купаюсь в Волге и в ее песках. Что это: музыка, или только кажется?.. Нет, музыка смолкла, это в ушах осталось впечатление от музыки и от колокольного трезвона… Как странно: словно вылетевшие из оркестра обрывки музыки всё еще летают над спящим городом и не находят себе пристанища… А всё-таки холодно. Дрожь в теле. А в висках точно бьют стеклянными молоточками; похоже на часы.

Неужели уже светает? Да, вон там бледнеет и зеленеет небо, потухают звезды. На городской башне мелодично бьют часы. Сколько? Три… неужели я пролежал на руках за столом с десяти до трех?.. Озяб, – надо лечь и хорошенько укрыться, с головой. Можно сверху – шубой…

– Ну-ка, милая шуба, выручай: кажется, схватил лихорадку…

Я улегся, не раздеваясь, укрылся одеялом и шубой, поджал ноги и застучал, как голодный волк, зубами…

– Брр!.. Холодно. Ужасно холодно! Надо – с головой… И жарко, и холодно.

Странно: в ушах всё еще звучит грустный вальс…

– Трам-та-та-та, та-тааа… Зоя, идем танцовать вальс!.. Идем, милая!..

…Удивительно: даже ночью не перестают трезвонить в колокола…

Душно и жарко. На кой чёрт вы накрыли меня шубой!.. Черти полосатые!.. К чёрту шубу!.. Жара смертельная, а они меня еще шубой… Не имеете права. Я потребую прокурора…

– Мама, не вели им покрывать меня шубой… Жарко…

– Тарам-та-та, та-та, тарам-та-та-там-та-ааа…

XXXIV

– Вставайте! Собирайте вещи!..

– Куда? Не хочу… Я хочу спать… Убирайтесь от меня.

– Вас матушка в конторе ждут…

– Мама?.. Ах, да… Мама!.. Я сейчас… У меня ужасно болит голова…

– Собирайте вещи… Флегонт! Собери им вещи…

– Зачем вещи? Это мои вещи…

– На волю, на поруки вас к матушке… Поздравляю…

– На волю?.. Ну, что ж…

– А вы поскорее!.. Это можно бросить?

– Что это?

– Орех в сахаре…

– Нет, нет!.. Отдайте его… Это моя тайна…

– Вещи, ваше благородие, готовы.

– Неси в контору… Пожалуйте! Сюда, сюда!.. Что с вами?..

– Очень болит голова… Сегодня очень холодно?

– Нет, тепло…

– Странно. Вы говорите, на волю?..

– Да. Сюда, в контору…

– Мама!

– Геня! Ты – свободен… Я так рада, милый!.. Скорее уедем из этого проклятого дома… Что с тобой?.. Ты в жару…

– У меня лихорадка, мама…

– Да на тебе нет лица!.. Что с тобой здесь сделали!..

– Ничего, мама… Погоди, я что-то хотел спросить тебя…. Забыл. Очень важное что-то… Ах, да!.. Не вноси покуда денег Калерии…

– Да ты что, голубчик, бредишь, что ли?.. Я внесла уже и поэтому только тебя выпускают на волю…

– Я сперва должен видеть Калерию…

– Калерию? Вот тебе раз!.. Калерия за границей. Зачем тебе понадобилась Калерия?..

– Не знаю, мама… Ничего не знаю… Делайте как хотите. Мне ужасно хочется спать, мама…

– Ты болен… Ах, Господи!.. Что же это такое…

– Вещи, сударыня, на извозчике…

– Ну, уйдем скорее!.. Застегнись хорошенько!..

– Распишитесь в получении сына.

Мы уселись на извозчика и поехали. Звонко трещала пролетка, покачивалась на рессорах, и катилась всё вперед, а я сидел, прислонясь к матери, с закрытыми глазами, и мне казалось, что мы едем назад… Я раскрывал глаза и изумленно смотрел на необычайное зрелище шумливого, торопящегося города… Смотрел, но не испытывал никакой радости, а только одно изумление.

– Ах, мама, как мне хочется спать!.. Скоро ли мы приедем и куда ты везешь меня?

– На пароход.

– Разве уже ходят пароходы?

– Да, сегодня – первый пароход… У тебя лихорадка…

– Ничего… Как приедем на пароход, я лягу в каюте спать и просплю до самой Самары… Ах, как хочется, мама, спать!..

– Надо бы к доктору, да опоздаем на пароход. – Не надо. Пройдет, мама… Заедем на телеграф: я дам телеграмму Зое, – она приедет в Симбирск… и там мы обвенчаемся…

– Решили отложить до осени: твоя невеста должна сперва хорошенько поправиться, да и ты сам… Жених!.. Краше в гроб кладут…

– Кто решил?.. Как смели решать без нас?

– Мы с отцом твоей невесты решили…

– Не ваше дело!.. Стой, извозчик! Я – сию минуту, только дам телеграмму…

– Застегнись! Ах, какое мученье!.. Загорелось жениться…

«Христос Воскресе, Зоя. Я свободен, выезжай Симбирск. Геннадий».

– Готово! Едем!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть в Венеции
Смерть в Венеции

Томас Манн был одним из тех редких писателей, которым в равной степени удавались произведения и «больших», и «малых» форм. Причем если в его романах содержание тяготело над формой, то в рассказах форма и содержание находились в совершенной гармонии.«Малые» произведения, вошедшие в этот сборник, относятся к разным периодам творчества Манна. Чаще всего сюжеты их несложны – любовь и разочарование, ожидание чуда и скука повседневности, жажда жизни и утрата иллюзий, приносящая с собой боль и мудрость жизненного опыта. Однако именно простота сюжета подчеркивает и великолепие языка автора, и тонкость стиля, и психологическую глубину.Вошедшая в сборник повесть «Смерть в Венеции» – своеобразная «визитная карточка» Манна-рассказчика – впервые публикуется в новом переводе.

Наталия Ман , Томас Манн

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Зарубежная классика / Классическая литература
Хмель
Хмель

Роман «Хмель» – первая часть знаменитой трилогии «Сказания о людях тайги», прославившей имя русского советского писателя Алексея Черкасова. Созданию романа предшествовала удивительная история: загадочное письмо, полученное Черкасовым в 1941 г., «написанное с буквой ять, с фитой, ижицей, прямым, окаменелым почерком», послужило поводом для знакомства с лично видевшей Наполеона 136-летней бабушкой Ефимией. Ее рассказы легли в основу сюжета первой книги «Сказаний».В глубине Сибири обосновалась старообрядческая община старца Филарета, куда волею случая попадает мичман Лопарев – бежавший с каторги участник восстания декабристов. В общине царят суровые законы, и жизнь здесь по плечу лишь сильным духом…Годы идут, сменяются поколения, и вот уже на фоне исторических катаклизмов начала XX в. проживают свои судьбы потомки героев первой части романа. Унаследовав фамильные черты, многие из них утратили память рода…

Алексей Тимофеевич Черкасов , Николай Алексеевич Ивеншев

Проза / Историческая проза / Классическая проза ХX века / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза