Девочка покраснела до кончиков желтых крашеных волос, по-видимому, вспомнив все свои бесконечные посиделки во время репетиций, и кивнула головой.
Упаковали все вещи, и мне, помимо большой сумки с реквизитом для фокусов, вручили еще и чемодан. Ну куда я с такими вещами? Даже в дверь не пролезу. Они-то здесь маленькие (хотя и двойные), да к тому же одна половинка закрыта. Ну, ничего, как-нибудь просочусь. И только я собрался выходить, как в дверном проеме Тужуркина показалась. Я вперед — она ни с места. Стоит, хоть ты тресни: руки в бока и на меня смотрит, а сама улыбается, довольная чем-то, будто коробку конфет съела. И так я пожалел в ту минуту что у меня руки заняты — тогда-то я бы ее за косы подергал!
— Ну, ты и растолстела! Даже не обойти!
Что тут началось! Девочка вдохнула в себя побольше воздуха, собираясь сказать что-то неприятное, глаза расширились до пяти… скорее всего до десяти рублей, и она, подняв сумку со своими костюмами, размахнулась и… Я не знал, что она собирается обрушить мне на голову все свои вещи, так как отвернулся от нее, собираясь уходить. Ко мне подбежала Конарейкина и что-то протарабанила. Я не понял, что и попросил повторить помедленнее.
— Этот чемодан с реквизитом?
— Вроде того, а что?
Она не ответила, подошла ближе, и как раз в этот момент я почувствовал, что шнурки на одном моем ботинке развязались. Присев, я услышал сдавленный свист над головой, глухой шлепок, и что-то черное отскочило справа назад. Подняв голову, я увидел следующую картину: Настя, держась за левое ухо, с гневом смотрит на Свету, а та, совершенно опешив, не знает, что делать. В ее глазах застыло удивление и раскаяние. Хорошо, что мы последними остались в актовом зале, не считая, правда Кешу, который стоял сзади и помирал со смеху.
— Ты что, совсем обалдела? — во весь голос закричала Настя, гневно сверкнув глазами.
— Я… я… — замялась девочка, покраснев и опустив глаза. — Прости, Настенька! Я целилась в этого… — и кивнула в мою сторону.
А я уже спускался по лестнице, и мне было все равно, в кого она целилась. Единственное, что я хотел, так это посмотреть, чем закончится их разборка, но время-то на месте не стоит, а нам еще предстояло выступление в детском садике «Кристаллик», который находился как раз напротив дома Колошиных.
Когда все вышли из душной школы и избавились от зевак-старшеклассников, которые так и норовили что-нибудь спереть, то собрались вокруг руководителей.
— Вы, надеюсь, не забыли, что нам еще нужно посетить детский сад «Кристаллик»? — спросила женщина. — Кто туда идет?
Все задумались.
— Эх вы! Значит так, со мной остаются Женя, Кеша, Вера, Настя, Света и Игнат. Остальные могут быть свободны!
Сказав «до свидания» и спросив, когда будет следующее выступление, две Оли направились к остановке и через некоторое время скрылись за домами.
— Скажу сразу, — произнес мужчина, — автобуса до пяти не будет.
— То есть, как не будет? — возмутился я. — Мне это, конечно, все равно, так же, как и Вере с Кешей — дом близко: посидим, приведем в порядок мысли к предстоящему выступлению, но как же быть с Анастасией? Она живет неизвестно где, да и Женя от нее не отстала далеко — забралась в какую-то глушь, где и собаки редко бегают. Как им-то быть? И на улице не постоишь — дождь хоть и мелкий, но идет.
— Слушайте, а может, пойдемте все к нам? — предложила Веронике, и ее брат весело согласился. — Сколько сейчас времени?
— Десять минут двенадцатого, — ответил Сергей Дмитриевич.
— Как раз и дома никого нет, ну а если кто и придет, то вас мои родители любят и ни в чем никогда не откажут, — обратилась девочка к руководителям.
— Ну, если вы оба нас приглашаете, то почему бы и нет! — отозвалась Любовь Васильевна.
— Только руками ничего не хватать! — напутствовала по дороге девочка, все время косясь в мою сторону.
Что на меня смотреть? Свечусь я что ли, как золотые подушечки из рекламы. Странная она какая-то в этом году. Мало чего осталось от той, прошлогодней Вероники.