Юность Бабы-Яги

В конце концов – прощальный поцелуй, судорожное объятие Марио, он быстро отходит, стоит спиной, плечи вздрагивают, из кармана белый платок, к глазам и – прощальный поворот с вымученной улыбкой на исстрадавшемся от любви лице, но с улыбкой, адресованной уже в никуда, так как подруги быстро уходят к трапу, не оборачиваясь, словно забыв о своем благодетеле. А потом Марио стоит, провожает глазами взлет и машет, машет вслед самолету своим белым, промокшим от слез платком, но никто его не видит. Славянский синдром, иначе не скажешь.

Напрасно горевал Марио. Разлука не обернулась потерей и оказалась, как ни странно, весьма недолгой. Но вначале были частые звонки. Несколько раз в день Марио продолжал транжирить свой капитал в телефонных разговорах с любимой. Да что там звонки! Капля в море, мелочь в объемистом пока кошельке Марио, если даже разговоры ведутся по часу и более. Первой должна была позвонить Виолетта и сообщить ему – куда, на какой адрес следует послать приглашение. Вот тут была проблема. Ведь приглашение надо было послать по тому адресу, где возлюбленная прописана, а прописана она была, естественно, в доме матери, в доме, откуда она сбежала, а значит, в этом ненавистном доме следовало появиться и изобразить радостную встречу с родительницей, о которой она не знала ровным счетом ничего все последние месяцы, даже не знала – жива ли она еще. А решать – куда ехать в Москве, следовало быстро, еще по пути.

– Поехали ко мне, – предлагала Лена, – поживешь у меня, потом на пару снимем квартирку, займемся чем-нибудь, – подмигивала она, имея в виду свое любимое занятие, за которое сама же и поплатилась в Бельгии. – Да, кстати, как там мой Альбертик? – вспомнила Лена. – Надо будет позвонить.

Бесконечный щебет неунывающей Лены на всем пути в Москву только раздражал Вету и мешал ей сосредоточиться. По всему выходило, что избежать появления в мамином доме не удасться. Можно было снять квартиру, конечно, так она, наверно, и сделает. Но появляться у мамы придется регулярно, чтобы не пропустить момент, когда приглашение придет.

Значит, решение было такое: сразу, на пару дней, в любую гостиницу (там теперь роли не играет – москвич ты или иногородний), за эти дни как можно быстрее найти скромную квартирку с телефоном (это обязательно!), а затем, обеспечив тылы, наведаться к маме (с подарками, разумеется, с сувенирами из Бельгии) и разыграть сентиментальную сцену возвращения блудной дочери в родной дом со слезами раскаяния с одной стороны и слезами прощения – с другой. Чтобы снять квартирку на пару с Леной, как та и предлагала, – об этом и речи быть не могло. Лена уже осточертела до полусмерти, и она сделала для нее все, что могла. Да и нужна она была ей в Бельгии, как – пусть поганенький, – но все-таки уголок немилой Родины. А там, в России, у Лены своя дорога, у Веты – своя.

В Шереметьеве, как ни странно, все прошло гладко. Просроченные визы, конечно, повлекли за собой приглашение в отдельную комнату и необходимость давать объяснения. В некоторых случаях порядки пересечения границы становятся либеральными. Например, когда расскажешь историю с элементами тяжелой мелодрамы о том, как приехали просто подзаработать.

– Не проституцией, боже упаси! – а хостессами, ну это вроде официанток, – объясняла Вета официальному лицу, – только не разносить еду и напитки, а сидеть, беседовать и побуждать посетителя заказывать как можно больше.

Официальное лицо было приветливым, а потом стало даже сочувственным, когда рассказ приобрел очертания драматические – о том, как подлый бармен обещал продлить визу, а сам стал домогаться и в конце концов поставил условие: либо постель, либо не будет никакой визы. Об этом эпизоде пришлось рассказывать, краснея, мучаясь и стыдясь, что вызывало у официального лица естественное, вполне мужское сопереживание. А потом гадкий бармен по имени Бард (Вета рассчитывала, что игра слов заставит официальное лицо улыбнуться. Оно и улыбнулось) просто обманул. Они девушки порядочные и уступить грязным домогательствам бельгийца не могли в силу именно порядочности и нежелания позорить Россию, которая так легко не продается (в этом месте официальное лицо поморщилось, и Вета поняла, что последний пассаж – явный перебор). И пришлось бежать.

– Как бежали? – спокойно поинтересовалось лицо.

Вета поняла, что тут нужна правда. Умолчав о Марио, она рассказала, что бежали весело. Познакомились с ребятами из команды гольфистов, там же у себя на работе, рассказали им про свою беду, и те со смехом предложили мотануть с ними в Стокгольм. Ну а оттуда уже в Москву.

– Вот и все. Честно, – закончила Виолетта, переводя дух.