– Так ведь папина затея! – возбужденно объясняла она Саше. – Папа умный у меня. Ему ведь еще вчера наверняка доложили, что я у тебя осталась, иначе бы этой мрази здесь не было, – она показала на дверь. – У-у-у, – вдруг зарычала она. – Ведь папа и про стихи наверняка как-то узнал, или от мамы, или еще откуда… Поэтому понимает, что ты для меня… Он ведь знает, что я просто так на ночь ни с кем не останусь. Поэтому и устроил такую взаимосвязь: ты вроде как теперь повязан и должен мне сделать зеленый свет на конкурсе, а я, в свою очередь, если ты мне дорог, – тоже повязана и должна заботиться о том, чтобы тебя не покалечили. Понял?
– А я дорог? – задал Саша лирический вопрос, никак не соотнося его ни с временем, ни с ситуацией.
– А ты подумай и сам ответь, – сказала Вита и опять заметалась по комнате: – Что же делать-то? Что делать? Заявление это проклятое! Вот! – осенило ее. – Они моих рук увидеть не успели, когда тут были. Разбей мне сейчас же пальцы! На правой руке. А я им скажу, что напишу позже, через несколько дней, какая им разница! Давай, вот, вазой, – она положила правую руку на край стола. – Давай, бей, быстрее!
– Да ты спятила совсем! – вскрикнул Саша. – А если перелом! А конкурс! Ты на сцену загипсованная пойдешь, да?
– Да, правда. – Вита обыскивала комнату, в поисках предмета, который мог бы помочь! Взгляд ее остановился на ноже, которым они вчера резали фрукты. Сашин походный перочинный ножик, довольно острый, но никак не напоминающий оружие, миролюбиво покоился на столике и не подозревал, что когда-нибудь понадобится для членовредительства. – Вот! – победно воскликнула Вита и схватила нож. – Давай, режь! Полосни по этим двум пальцам! – Указательный и средний пальцы правой руки вновь легли на стол. Она всовывала ножик в Сашины руки, а Саша отмахивался.
– Нет, нет! Да не буду я этого делать! Пусть лучше они мне выбьют зубы!
Диалог начинал сильно отдавать черным юмором, хотя им обоим было не до смеха.
– Да ты приди в себя! Ведь тогда они будут бить тебя до тех пор, пока я не сломаюсь и не напишу! И зубы потеряем, и заявление все равно придется писать, чтобы тебя спасти! А так – и зубы целы, и заявления нет! А на конкурсе – пластырь телесного цвета на пальцы – и порядок.
Логику Виты опровергнуть было нечем и некогда, и Саша взял нож.
– А бинт? Где мы бинт возьмем?
– Есть! – испустила она торжествующий вопль. – У меня есть! В сумочке. И пластырь медицинский тоже! Всегда там, на всякий случай. Давай!
И Саша, зажмурившись, дал. Брызнула кровь, Вита испустила глухой стон, поскольку Саша, видно, силы не рассчитал, да и рассчитаешь ли их в состоянии аффекта.
– Киряшка! Милашка! Я достаю отмычечку, – прозвучало за дверью.
– Все! Иду! – откликнулась Вита и подошла вплотную к двери, за которой стоял бандюга. – Все, губы крашу и иду!
– В машинке покрасишь, – возразил тот.
– В машине трясет, – отозвалась она и отошла. – Бинтуй быстрее! – Она достала из сумки бактерицидный пластырь и бинт.
Руки у Саши не слушались, но он все же справился. Вита спрятала в широкий карман кофты забинтованную руку и через эту же руку перекинула сумку. Атлеты в машине не сразу должны были заметить, что у нее с рукой. А потом она объяснит, что еще вчера вечером чистила яблоко и случайно поранилась. Смышленый их атаман, конечно, удивится, почему, в таком случае, правая рука повреждена, а не левая, и заподозрит, что она специально симулирует, чтобы не писать, тогда в крайнем случае она ему покажет рану. Но там уже будет не до деталей, пусть потом думает что хочет. А она как-нибудь успокоит его, скажет, что напишет, но позже. Вита быстро подошла вплотную к Саше и, в упор глядя на него, спросила:
– А теперь?
– Что теперь? – прошептал Саша.
– Теперь ты мне поверил? Ты веришь в то, что все у нас было взаправду? Веришь, что я тут не по заданию, а… – она немного помедлила, – по любви?
– Верю, – ответил Саша, и тогда Вита притянула его голову к себе здоровой рукой и поцеловала его, как в последний раз, так, как будто они больше никогда не встретятся. Потом отодвинулась и стала уходить от него спиной к двери лицом к нему, очень медленно, а Саша все стоял неподвижно и смотрел, пока дверь за ней не закрылась с легким щелчком.
Глава 4
Конкурс благополучно стартовал, и Саша с печальной радостью наблюдал, как Вита набирает очки без всякой с его стороны помощи…
Печальная радость – это такой эклектичный подвид радости, к которой ни с того ни с сего примешивается печаль или горечь. Сахар с солью, селедка с кремом, торт с полынью – прихоть свихнувшегося кондитера, казалось бы, но некоторые любят. Их можно было бы назвать извращенцами, но это было бы слишком оскорбительно для загадочной русской души, в которой чуть ли не основным компонентом является как раз «печальная радость». Чистая радость без примеси печали загадочную русскую душу не колышет, такое ей попросту неинтересно.