Юность Бабы-Яги

Саша еще пока не знает, что тюрьмы во всяком случае – не будет, поскольку заявления от Виктории они не получили и не получат. Она ведь уже мысленно простилась с любезным сердцу предметом и лишь какое-то женское чутье, предчувствие, интуиция – подсказали ей, что с Сашей что-то случилось, не мог он после всего так уехать, совсем не простившись. Она не звонила ему в первое после банкета утро лишь потому, что ей очень хотелось, чтобы Саша сделал первый шаг, сам разыскал ее и тем самым показал, что она ему не совсем безразлична. Поэтому она оставила в театре записку со своим телефоном и просила ее передать Александру Велихову, если он в театре появится и про нее спросит. А позже все улетели намеченным рейсом, и Вита с безнадежной грустью подумала: «Ну, вот и все. Все кончено. Не простился, улетел. Я для него была всего лишь девочкой на одну ночь».

Она не могла знать, что Саша остался, что предприимчивые ребятки решили провернуть с ним свой собственный бизнес, уже независимый от ее всемогущего папы. Однако какая-то необъяснимая тревога точила ее сердце, и это заставило ее позвонить на проходную театра и спросить: не появлялся ли, не спрашивал ли о ней режиссер Велихов. Тут-то она и узнала, что появлялся, то есть, конечно, не сам появлялся, а его принесли и в таком виде, что скорая помощь его увезла немедленно. Виктория догадывалась – кто его избил и почему, и у нее были основания опасаться, что это избиение – далеко не финал, но сейчас в больнице, срочно надо было убедиться: правильны ли ее предположения, потому что, если они подтвердятся, – время терять было нельзя.

– Прости, Сашенька, – говорила она, – это все из-за меня.

– Не надо, Вита, – отвечал он, продолжая плакать свободным от повязки глазом. – Это просто реакция на все вдруг наступила, прорвало, понимаешь, расслабился. Я ведь до тебя держался, – сам утешал ее Саша и гладил по склонившейся над ним голове Виктории, а ее волосы щекотали при этом незабинтованную часть его лица.

– Что с глазом? – спросила она.

Саша рассказал.

– Что еще?

– Ребра.

– Сломаны?

– Да.

Вита подняла голову, и Саша увидал, что выражение сострадания и вины на ее лице сменилось выражением решимости и отваги. Вита тихо спросила:

– Это они?

Уточнять, кто они, было не надо, оба прекрасно понимали, о ком идет речь. Саша утвердительно прикрыл левый глаз.

– Зачем? – опять спросила Вита, чувствуя возрастающую ненависть к «крутым ижевским парням». – Ведь отец с ними расплатился, у него претензий к ним не было.

– Денег хотят, – вздохнул Саша.

– С тебя?

– С меня.

– Значит, еще хотят, им мало того, что отец дал?

– Значит, мало.

– И сколько?

– 15 тысяч. Теперь уже 12. Гонорар за работу они забрали. И паспорт тоже.

– А они не подавятся? – со злостью задала Вита риторический вопрос и сама же себе ответила, – подавятся. Сегодня же папа узнает про их «творческую» инициативу, и им очень скоро станет не до тебя. Ох, как разозлится папа! – с оправданным злорадством протянула Виктория, – ох, и разозлится же! – Она помолчала, обдумывая что-то, затем сказала: – Тебя отсюда надо сейчас же забирать. И спрятать. Пока отец примет меры, еще какое-то время пройдет, а они могут появиться здесь в любую минуту.

– Да, – согласился Саша, – сегодня обещали появиться. Хотя… они ведь не знают, где я, в какой больнице и в больнице ли вообще.

– Ну, это нетрудно. Если я быстро узнала, то им-то – раз плюнуть. Увозить тебя надо. Так… Я за машиной. Сегодня мою младшую сестру увозят в деревню, к бабушке нашей, ты поедешь с ней, я с вами. Провожу, потом вернусь. Ты отлежишься там, пока этих свиней не повяжут, а потом я тебя отправлю в Москву, глаз долечишь там, у специалистов, так даже лучше будет.

Саша еще раз подивился ее одному уникальному свойству: в критических ситуациях она умела максимально включаться и действовать в атакующем стиле, выбирая самый правильный выход из положения, ну совсем, как бывший президент Ельцин, который именно в форс-мажорных обстоятельствах был непобедим. Это свойство Виту с Ельциным объединяло. В остальном – совершенно разные люди.

– Все, – заспешила она. – Я побежала. На тебе мой мобильник. У меня есть еще один. Я позвоню, когда машина будет у подъезда, когда тебе спускаться. А ты пока выписывайся.

– А меня разве выпишут?

– Да. Только заявление надо написать, что ты уходишь из больницы по своей инициативе, хочешь лечиться в Москве, и местные врачи за тебя ответственности не несут.

– Опять заявление? – улыбнулся Саша.

– Ну, конечно, – восхитительно улыбнулась в ответ Вита, – у нас без заявлений ничто не идет, никуда не движется, ни в суде, ни в больнице. Все, жди. Через час я буду. Сейчас сколько?

– Четыре, – посмотрев на часы, сказал Саша.

– Ну, будем надеяться, что наши бойцы до пяти не придут. А уж потом с ними разберутся.

И Вита быстро пошла к выходу из палаты, потом остановилась, обернулась и, лукаво глядя на Сашу, сказала:

– Кстати о заявлениях. Представляешь, у них его до сих пор нет. Так пальцы болели, просто ужас. Ни буквы не могла написать.

И, послав от самых дверей Саше воздушный поцелуй, вышла из палаты.