Юность Бабы-Яги

С себя Саша не спросил за постигшую его неприятность, хотя каждую из них очень полезно расценивать, как знак для некоторой корректировки собственного поведения и даже жизни. Нет же! Обстоятельства виноваты, люди подлые, а я – белый и пушистый. Уже в этот период своей жизни Сашу больше всего злило, что во время лечения нельзя выпивать. Целых 10 дней! А потом еще делать контрольный анализ. К счастью, или все же – к несчастью для Саши – лечение прошло успешно и через две недели можно было опять пить. И тогда, наверное, из-за долгого для него воздержания, Саша сорвался в еще один запой. Короткие предыдущие загулы он считал случайностью. Первые три дня он праздновал с друзьями свое освобождение от антибиотиков, просыпаясь всякий раз с новой девушкой в состоянии крепкого похмелья, и всякий раз запасаясь пивом на утро. Потом пива стало маловато, оно не действовало, как надо, не возвращало в организм желанное веселье и легкость. И тогда в ход пошли «медведи»: белый – водка с шампанским и бурый – коньяк с тем же шампанским. А дальше, после такого вот утра с «медведями», все продолжалось в режиме «нон-стоп» до глубокой ночи.

Через 5 дней такого режима Саша с запоздалым удивлением почувствовал, что не может остановиться. Он и не останавливался до тех пор, пока совсем не кончились деньги, те самые довольно скромные сбережения, которые были у него на счете в сбербанке. Он пил по-серьезному почти две недели. Тогда Саша попытался все же взять себя в руки и хоть что-то заработать. Но слух о том, что он пьет, быстро разнесся в кругах заказчиков на эстрадные песни. Ему ведь несколько раз звонили в течение этих двух недель, звонили разные люди с выгодными предложениями написать песни для поп-звезд и старлеток, звонили их продюсеры, звонили организаторы домашних концертов для богатых людей, обещая вознаграждение, которое свидетельствовало о большом уважении к мастеру рифм и остроумных метафор. Но Саша либо лыка совсем не вязал, либо вязал так, что лучше бы не вязал, потому что разговаривал хамски и заносчиво. Все вкратце сводилось к тривиальным сентенциям типа: «А ты кто такой? Кто ты, а кто я?! Ты деляга, паразит, который наживается на художниках. Ты – клоп, а я – художник. И ты должен понимать…»

На этом месте звонивший обычно бросал трубку и вычеркивал Сашу из памяти своего сотового телефона. Звонила даже Ирочка, сама звонила, а не ее директор. Она хотела по-прежнему не только творческого содружества, но и Сашиного мужского внимания. Но нарвалась она на совсем несправедливое оскорбление.

– А не пошла бы ты на… – проорал в трубку пьяный Шурец, и до того, как она ошеломленно повесила трубку, успел еще сказать, что она певица – говно, что она – корень квадратный из Пугачевой, и что она, как женщина – загримированный крокодил, чью хищную харю не скроют ни парик, ни накладные ресницы.

Вот этого Ирочка уже простить не могла. Так, пьяный и пьяный, все бывает, проспится и извинится, но «крокодил» – это уж ни в какие ворота. Она сперва даже хотела пожаловаться Николаше, чтобы распоясавшегося щелкопера его люди поучили как следует, в смысле – как следует обращаться с дамами, но потом сообразила, что вряд ли сможет объяснить Николаше, почему ее так взволновал пьяный бред случайного знакомого. Но чтобы эта пьяная скотина получила заказ на песню – теперь уж никогда!

Таким вот образом Саша в кратчайший срок потерял и связи, и репутацию. Нарабатывается она, как известно, долго, а теряется – в момент. Оставшись совершенно без средств, а утром опохмелившись последней порцией «белого медведя», но уже не продолжая, ибо продолжать было не на что, Саша стал обзванивать знакомых. Но он решительно не помнил, кого и куда послал за отчетный период, поэтому искренне удивлялся, почему с ним никто не хочет разговаривать, а те, кто разговаривает, отвечают «нет» жестко и неприятно, и даже без обычного в таких случаях – «может быть, попозже», или, что через неделю наклевывается одно дело, сценарий, там, или что-то еще. Тяжелое уныние, подкрепляемое не менее тяжелой абстиненцией овладело Сашей. Добавить надо было немедленно, только где и с кем?.. Рассчитывать сейчас приходилось только на то, что угостят. И Саша, одевшись понаряднее и кое-как побрившись, все же решил посетить ресторан Дома кино, если пустят, конечно.