Юность Бабы-Яги

Как пелось в одной незамысловатой эстрадной песне «Любовь глубокая, как море» посетила бедного Марио, или, как в другой песне, но богатой столь же пленительными сравнениями – «Любовь, похожая на сон» овладела им и стала, соответственно, диктовать ему безрассудное поведение, которое тоже было похожим на сон. Совершить рыцарский подвиг такого рода, какой совершил Марио во имя дамы своего сердца и заодно для ее нескладной подруги – он бы не смог никогда и нипочем, находясь в здравом уме и твердой памяти.

У Марио был здесь друг, вернее не столько друг, сколько коллега, который занимался тем же, что и Марио, но был значительно менее успешным менеджером, чем наш новоявленный рыцарь. Зависть к процветающему бизнесу Марио ела его уже немало лет, но отношения оставались формально приятельскими: общие уик-энды, гольф-клуб, совместные вечеринки – все продолжалось улыбчиво и приветливо. Все дело в том, что у друга этого был свой личный самолет, а у Марио его не было. Может, потому-то бизнес Марио и развивался хорошо, что он к личным самолетам и другим предметам роскоши относился прохладно, и главным интересом для него было дело, его работа. Но при возникших обстоятельствах личный самолет сильно бы пригодился, и у друга он был.

А для чего, спросите вы, нужен был личный самолет? А для того, чтобы на нем и вывезти из страны Виолетту с подругой. Друг, Марио, Вета и подруга Лена – только в этом скромном составе – нереально, это не пройдет: все на виду и каждого персонально станут проверять. А вот, допустим, с командой игроков в гольф – можно. В общем разномастном сборище игроков, их жен и подруг – можно попытаться. Но только ведь надо организовать этот выезд, договориться с командами той страны, куда поедут, и еще много чего. Хлопотно, конечно, но решаемо, и, думается, что для друга никакой особой проблемы в том не было. Однако он все представил так, будто все эти оргвопросы решаются титаническим трудом. Для чего? А все просто – чтобы иметь моральные основания обратиться к Марио со встречной просьбой. Скромной такой, пустяшной даже просьбишкой об ответной услуге, а именно – отдать ему треть своего бизнеса в Европе. Предложение наглое и бессовестное. Но надо же! Разумный, деловой, временами даже жестокий в делах, суперрациональный Марио поступает здесь, как какой-нибудь сумасброд, пускающий на ветер целые состояния. Короче, с поистине русским размахом ведет себя Марио. Он соглашается, да еще с легкостью, которая даже озадачивает «друга» и заставляет его подозревать, что тут кроется какой-то подвох. А подвоха никакого-то и не было: Марио любил самозабвенно, и никаких денег для любимой ему было уже не жалко. Скажи ему кто-нибудь года 3 тому назад, что он так может поступить, Марио засмеялся бы этому человеку в лицо, но теперь…

Вот что, граждане, делает любовь, а если еще учесть, что это был лишь первый шаг к финансовому падению пылкого бизнесмена, то нам становится даже жалко его, внезапно ослепшего рулевого красивой яхты, попавшей в шторм и обреченной затонуть, несмотря на ультрасовременное оборудование. Стихия страсти, граждане, – тоже ведь своего рода шторм. Назидательный афоризм неудержимо рвется из-под пера автора. Вот он: океан страсти губит моряка, знакомого только с реальным океаном. А Марио, скажем прямо, – дилетант в этой стихии.

Все удалось с первой же попытки. В большой компании гольфистов подруги перелетели в Стокгольм. Как уж там их прятали и протаскивали, или вообще обошлось без прятанья (поскольку границы большинства европейских стран иногда настолько открыты, что даже паспортов никто не требует) – все эти подробности для нашего рассказа значения не имеют, а только лишь грузят сюжетную линию без всякой пользы. Важен результат. А результат был таков: девушки нелегально прибыли в Стокгольм, и Марио вместе с ними. Затем им были куплены самые дорогие авиабилеты в Москву, при наличии которых в Швеции почти никогда не проверяют досконально, точнее, просроченные бельгийские визы мало кого интересуют. Ну, а в Москве уже свои, общегражданские паспорта. Что же касается просроченных виз в загранпаспортах на российской границе, то как-нибудь объяснятся – ведь домой же вернулись, никуда не бегут, пусть дома их и накажут, если так уж надо. А вообще-то Марио дал денег и дал порядочно, так что в Москве со своими пограничниками можно было и договориться. Марио прощался с Ветой в Стокгольме почти со слезами, он боялся, что она не вернется. Напрасно боялся. Чтобы Вета да не вернулась к своей любимой золотой рыбке, которую ловила-ловила и тут наконец поймала – да что вы! Невозможно даже предположить такое.

– Ничего так и не накопила на своей работе в баре, – жаловалась она Марио, – придется домой возвращаться ни с чем.

Марио был возмущен: как это ни с чем? Вот 10 тысяч долларов. Мог бы дать и больше, но на таможне и так могут возникнуть проблемы, рисковать ни к чему.