— Да, сделай такое одолжение, — кивнул Барон и обернулся к сидящей позади троице: — Я в дорогу
— Как скажешь, любезный! Ёршик! Кюпюры у тебя? Скока там набралось?
— Щас посчитаем.
Ёршик порылся в стоящей на коленях сумке, выудил из нее упакованный в газету "кирпич", развернул и профессионально зашелестел дензнаками.
Минуту спустя торжественно озвучил итоговое:
— Без семи червонцев две штуки на круг.
— И это не считая остального прибытку! — присвистнул Казанец. — Не фигово девки пляшут!
— Надеюсь, никто не будет возражать, если в качестве аванса я возьму половину?
— О чем речь, Барон! Ёршик, отстегни человеку его долю!
— Мой тебе совет, Шаланда: картину зашхерьте и временно про нее забудьте. А я пошукаю в Ленинграде, кому сбагрить. Здесь, в столице, лучше бы не светить.
— Как скажешь, Барон. Сегодня ты банкуешь. Тем более я вааще не представляю, кому и за какие тити-мити ее впарить можно. Скока, мыслишь, этот Айвазян стоить могёт?
— Не меньше трех.
— Мать моя женщина! — охнув, закатил глаза Казанец…
Минут через пять "Победа" лихо вырулила на круг площади Трех вокзалов и остановилась напротив центрального входа на Ленинградский. Пока Барон прощался с мужиками с задней парты, Гога услужливо метнулся к багажнику, достал чемоданчик гостя и вручил отбывающему питерцу со смущенно — уважительным:
— Еще раз, Барон! Извини, что я поначалу того… черта в тебе увидел…
— Много текста, Гога. Прощевай. Надеюсь, скоро увидимся.
— Легкой дороги, Барон!
Скинув пассажира, "Победа" снова вернулась на круг и покатила на северо-восток, в сторону родных Сокольников.
Дождавшись, когда ее силуэт скроется в общем потоке машин, Барон подхватил чемоданчик и направился к зданию вокзала. Однако не Ленинградского, как мыслилось подельникам, а Ярославского.
Здесь, отстояв небольшую очередь, он сунул голову в окошечко кассы и поинтересовался:
— Барышня! А когда уходит ближайший до Перми?
— Завтра утром. В 6:15.
— Хм… А до станции Галич?
— Минуточку… Через сорок минут отправляется пассажирский "Москва — Шарья". Он останавливается в Галиче. Время прибытия — 9:30. Билеты есть.
— А Галич, я правильно понимаю, это ведь пермское направление?
— Пермское.
— Тогда выпишите мне один до Галича.
— Вам купе или плацкарту?
— Знаете, я, буквально на днях, ездил в купейном. И как-то оно мне не глянулось. Потому — давайте плацкарту…
Вот она жизнь. Во всей своей черно-белой полосатости.
Еще вчера днем здесь, строго напротив, сидел импозантный ленинградский журналист, которого она потчевала изысканными деликатесами и поцелуями взасос. А теперь там же, за тем же кухонным столом, строчил протокол осмотра угрюмый сотрудник милиции. Большие водянистые глаза его таращились так, словно бы милиционера одолевал сон, и лишь досадное препятствие в образе и подобии рыдающей хозяйки ограбленной квартиры мешало ему предаться столь сладостному занятию.
Не снимая обуви, на кухню протопал инструктор-собаковод, ведя в поводу часто-часто дышащую служебную овчарку, с вывалившегося языка которой на паркет капали крупные слюни.
Мадам брезгливо поморщилась и инстинктивно поджала ноги.
— Ну что там, Сережа? — продолжая строчить, полюбопытствовал угрюмый.
— Муха след взяла без проблем. Но догуляли мы с ней лишь до выхода со двора. А дальше — глухо. Сами понимаете, сколько народу в Столешниковом толкётся.
— Это точно. А что Климов? Все еще вахтершу опрашивает?
— Ага. Боюсь, сегодня это дохлый номер, у бабки натуральная истерика.
— Но хоть что-то удалось из нее вытянуть?
— Похоже, грабителей было трое. Плюс этот, который лжетелефонист.
— Словесный портрет составить сможет? После истерики?
— Вряд ли. Эти ухари, когда спускались, специально лампочку в подъезде выкрутили.
— Толково. Ладно, Сережа, возвращайтесь с Мухой в отдел. И скажи там, внизу, Климову, чтобы поднимался.
— Хорошо. Да, со слов вахтерши, один из троих вроде как горбун.
— Кто?!
— Горбун.
— А она ничего не перепутала? Может, просто рюкзак за плечами?
— Уверяет, что не рюкзак, а именно горб.
— М-да. Хоть стой, хоть… ложись.
Друг животных и его питомица вышли в прихожую. А угрюмый милиционер, словно вспомнив наконец о существовании Мадам, прервал свою писанину и попросил:
— Алла Анатольевна, будьте любезны, продиктуйте координаты вашей домработницы. Меня интересуют адрес и телефон для связи.
— А зачем?
— Видите ли, — вздохнув, взялся раскладывать очевидное милиционер, — ваши входные замки не взломаны, а открыты ключами. Подобрать такие непросто. А вы сами сказали, что комплектов ключей существует три: у вас, у пребывающего в заграничной командировке мужа и у домработницы. Ваш на месте. Остается выяснить за остальные.
— А-ааа… Теперь понимаю.
— И еще одно: припомните, не могло случиться так, что ваш комплект на какое-то время оставался без присмотра в присутствии посторонних людей?
— Посторонних? Без присмотра?.. О, господи!
— Что такое? Вы что-то вспомнили?
— Нет-нет, просто я вдруг подумала…
— ЧТО? Что вы подумали?